|
Ее ничем не убедить, что старый дипломат - красивый юноша, даже за миллион не изменит она своего мнения. Мужчине ее любовь льстит. Она пышет здоровьем, ее зубы - это тридцать две жемчужины редкого блеска в оправе из коралла. Ее рот, который она сама называет рылом, свеж и вкусен, как у телки, если воспользоваться выражением Шекспира. Я тоскую по ее губам! Она ценит красивых, сильных мужчин, Адольфов, Огюстов, Александров, фигляров, шутов. Ее учитель, отвратительный старик, жестоко бил ее, и только после нещадных побоев она стала гибкой, грациозной, смелой! - Вы опьянели от Малаги! - заметила графиня. - Она значится Малагой только на афишах, - отпарировал Паз обиженным тоном. - Она живет на улице Сен-Аазар, в скромной квартирке на четвертом этаже, как принцесса, в бархате и шелку. Она живет двойной жизнью: жизнью ярмарочной акробатки и жизнью красивой женщины. - А она вас любит? - Она меня любит.., вам это покажется смешным.., только за то, что я поляк! Она представляет себе поляков по гравюре, которая изображает Понятовского, бросающимся в Эльстер, ибо для всей Франции Эльстер - мощный поток, поглотивший Понятовского, тогда как на самом деле в нем не так-то легко утонуть... И при всем том я очень несчастен, сударыня... Душевная мука, выразившаяся на лице Тадеуша, тронула Клемантину. - Все вы, мужчины, любите то, что необычно! - А вы разве не любите? - заметил Тадеуш. - Я отлично знаю Адама и уверена, что он забыл бы меня ради какой-нибудь акробатки вроде вашей Малаги. А где вы ее увидели? - В Сен-Клу, в сентябре прошлого года, в праздничный день. Она стояла под парусиновым навесом в углу подмостков, на которых происходит парад труппы. Ее товарищи, все в польских костюмах, играли кто во что горазд. Она стояла молча и показалась мне грустной. О чем могла грустить девушка в двадцать лет? Вот это меня и тронуло. Графиня сидела в очаровательной задумчивой позе. - Бедный, бедный Тадеуш! - воскликнула она и с простотой, отличающей истинно светскую даму, прибавила не без тонкой улыбки: - Ступайте, ступайте в цирк! Тадеуш взял ее руку, поцеловал, уронив на нее горячую слезу, и вышел. Выдумав несуществующую страсть к цирковой наезднице, он должен был придать ей некоторое правдоподобие. Правдой в его рассказе было только то, что на ярмарке в Сен-Клу его внимание на минуту привлекла Малага, знаменитая наездница из семьи Бутор, имя которой бросилось ему в глаза сегодня утром на цирковой афише. Клоун, которому монета в сто су развязала язык, сообщил капитану, что наездница - подкидыш, а может быть, даже украдена в детстве. Тадеуш пошел в цирк и увидел Малагу. За десять франков конюх, который в цирке приблизительно то же, что костюмерша в театре, рассказал ему, что Малагу зовут Маргаритой Тюрке, что она живет на улице Фоссе-дю-Тампль на шестом этаже. На следующий день Тадеуш со смертельным отчаянием в сердце пошел в предместье Тампль и спросил мадемуазель Тюрке, летом дублировавшую самую знаменитую наездницу в цирке, а зимой работавшую фигуранткой в бульварном театре. - Малага! - крикнула консьержка, бегом помчавшись в мансарду, - вас какой-то красивый господин спрашивает! Он сейчас разговаривает с Шапюзо, а тот его нарочно задерживает, чтобы дать мне время вас предупредить. - Спасибо, мадам Шапюзо; но что он обо мне подумает, я как раз глажу платья! - Тоже мне, да кто влюблен, тому все в его предмете нравится. - Это англичанин? Они любят лошадей. - Нет, мне сдается, что он испанец. |
