– В «Оке» ехали одиннадцать человек, – сказал гаишник, – как они там все поместились – ума не приложу! Я попросил показать. Вот и они и пытаются это сделать. Уже час бьются, а ничего не получается.

Неудачной оказалась и последняя попытка. Мужики принялись обсуждать, кто и где тогда был? Один в сердцах воскликнул, показывая на усатого крепыша:

– Слушай, Петька, по-моему, тебя вчера с нами не было!

Тот парировал:

– А кто вам на гармошке играл? Забыл, что ли!..

Краем глаза я заметил, что амбал возвращается к своему «Феррари» с заметно облегчёнными карманами. Поспешил к нему.

Поехали дальше, он поглядел на часы и сказал:

– Времени в обрез.

– По делу едете или как?

– Через час у меня экзамен по вождению, права хочу получить. Настоящие! У меня всё настоящее, будут таковыми и права! А те квитки, что у меня сейчас, я одновременно с тачками покупаю, дают в придачу. Сервис!

Понесся он, словно метеор, лавируя среди машин, злясь:

– И что это столько идиотов едут по встречной полосе?!

Я подсказал ему, что это он едёт по встречной полосе, а не они. Он был столь ошеломлён от такого открытия, что сбавил скорость. И вовремя: впереди был затор – асфальтовый каток дорогу укатывал. Объезжая его, Амбал врезался передком своего шикарного «феррари» в его зад, смяв свой передок…

Облегчив себе душу матом многоэтажной конструкции, он достал мобильник, набрал нужный номер и кому-то позвонил…

Уже через несколько минут принёсся гаишник. Подошёл к водителю катка и задушевно так спросил:

– Ну, говори, как скорость превышал, как «феррари» подрезал?..

Внимание амбала было отвлечено, я прошёл дальше по дороге. Проголосовал и уселся в «Оку», на которой ехал пенсионер Кузнецов. И когда он попросил рассказать о случившемся, то я принялся хохотать, как никогда в жизни. До этого момента вся моя поездка с амбалом мне смешной не казалась. А когда я ушёл от него подобру-поздорову, она мне показалось совершенно иной.

Насмеявшись вдоволь, я рассказал все события пенсионеру: он остановился у обочину и залился гомерическим смехом, хватаясь за живот…

Неожиданно он стал предельно серьёзным, странным образом уставился на меня. Я – на него. Пенсионер изменившимся голосом произнёс:

– Вы ходите пешком, я – на стареньком драндулете; я едва дотягиваю от одной пенсии до другой, и у вас с финансами не густо. Одеты мы с вами вовсе не как парижане, если не иметь ввиду тамошних бездомных. Так кто же над кем должен смеяться?..

Кто прав?..

– Брызжущий остроумием юмор, каскад иронии, вихрь тонких каламбуров, водоворот шуток! – восхитился он. – Никогда ещё я так не смеялся. Позвольте пожать вам руку. Молодец!

После он взял мои пьесы, помрачнел и заявил:

– Ну, а это ниже всякой критики, выбросите в корзину. Быть драматургом вам не дано, вы – прирождённый юморист.

Окрылённый я понёс рукописи прославленному юмористу. Он деловито просмотрел рассказики, зевнул и сказал:

– Макулатура! Темы стары, как мир. Оригинальных мыслей меньше, чем витаминов в булыжнике. У шуток лишь одно достоинство – они легко транспортабельны, ибо плоские, словно побывали под сверхмощным прессом; остроты феноменально тупы, а каламбуры напоминают прокисшую капусту.

Тут он заметил драмы, которые я не успел выбросить, начал читать одну из них и увлёкся. Лицо его посерело, губы жалостливо скривились, а в уголках глаз начали копиться большие слёзы и по щеках скатываться на бумагу. Юморист вскочил и заключил меня в объятия, говоря задыхающимся голосом:

– Вы – новый Гоголь, Островский! Да куда там – Шекспир! Какое кипение страстей в вашей драме, накал эмоций! Клубок запутанных интриг! Звенящие, точно шпаги, диалоги и венчающий всё неожиданный финал.