Мариста рассмеялась, и на мгновение тревога исчезла из ее глаз.

— Это так же реально, милорд, как предложение полететь на луну или нырнуть на дно океана. Видимо, из-за того, что вы так богаты, вам трудно понять, что нам нелегко раздобыть денег на еду, не говоря уж о поездке, красивых платьях и развлечениях!

— Я не столь глуп, как вам кажется, — усмехнулся граф. — Замечу кстати — и я думаю, вы согласитесь со мной, мисс Рокбурн, — красоту, как и талант, нельзя зарывать в землю.

— В настоящее время, "милорд, — тотчас отрезвила его Мариста, — я хочу знать только одно: можем ли мы остаться в Довкот-Хаусе, или нам придется искать себе другое пристанище и голодать?

— Судя по вашим словам, вы недалеки от этого.

Уловив насмешку в интонации графа, Мариста почувствовала прежнюю ненависть, о которой на время забыла, пораженная поведением Летти.

— Я хотела бы, милорд, — произнесла она сугубо деловым тоном, — вернуться к тому, с чего мы начали.

— На ваш вопрос довольно трудно ответить, — сказал граф, — пока я не посмотрю на этот самый Довкот-Хаус, не оценю его стоимость и, конечно, не узнаю его обитателей немного лучше, чем сейчас.

— Не понимаю, чем мы можем быть интересны вам, милорд, — холодно ответила Мариста. — Вы живете в одном мире, мы — в другом.

— В настоящее время мы живем по соседству в глуши, как выразился Перегрин.

Мариста восприняла его слова как надругательство над замком и довольно дерзко спросила:

— Зачем вы сюда приехали? Зачем вам понадобилось открывать замок и создавать нам все эти.., сложности?

Она тяжело вздохнула.

— Я отправилась к вам сразу же, как только получила письмо. И думаю, все обитатели деревни и вообще поместья получили подобные письма от вашего поверенного. Люди будут обеспокоены… Им станет очень страшно за свое будущее.

— Вы уверены?

— Конечно. И еще… Все будут вас ненавидеть.

— Как вы, — невозмутимо изрек граф.

Его тон вогнал девушку в краску, но, поскольку она говорила, глядя прямо на него, она не могла позволить себе отвернуться сейчас.

— Вы меня ненавидите! — повторил граф. — Я увидел ненависть в ваших глазах в первую же минуту нашего разговора. Впрочем, ваши чувства вполне понятны.

— Я знаю, дурно.., ненавидеть кого-то, — пробормотала Мариста. — Но в то же время…

Она умолкла, и граф договорил за нее:

— ..я — исключение.

Маристе вновь послышалась насмешка в его голосе.

— Я не хочу.., ненавидеть вас, — молвила она, — и я понимаю, вы вовсе не желали.., смерти папеньки. Это была игра случая, и отец поступил очень, очень глупо… думая, что сможет.., расплатиться с долгами таким способом. Но…

Она вновь запнулась.

— Продолжайте! — велел граф.

Мариста решила выложить ему всю правду.

— Мне кажется, выдворить нас из замка можно было не так жестоко, — сказала она спокойно. — И для меня невыносима мысль, что вы не удосужились обсудить с папенькой, как лучше управлять поместьем и как справедливо обойтись с теми, кто верой и правдой служил нам, чьи предки служили нашим предкам. Папеньку такое отношение очень задело.

— Теперь я это понимаю, — согласился граф, однако в его интонации слышалось не сочувствие, а снисходительность.

— У папеньки было обостренное чувство собственного достоинства, — продолжала она, — и вы не только лишили его состояния, но задели его гордость.