— Вы только вдумайтесь: целых шесть месяцев подряд я не имел права проронить в офицерской столовой ни единого слова! Великолепная традиция! Так нас приучали к покорности, приличествующей нашему положению, и уважению к начальству. Если же какой-нибудь самонадеянный офицер нарушал этот режим, то довольно скоро обнаруживал у себя в комнате все свое снаряжение и имущество упакованным для отправки в Англию. А в случае непонимания даже такого намека нарушителя предавали суду младших офицеров. Там ему втолковывали кое-какие полезные истины относительно его характера… Все это, согласен, довольно жестоко. Но зато каким истинно корпоративным духом проникались мы благодаря этим суровым нравам!.. Мы уже никогда не увидим полк, сравнимый с нашими «ленноксами» 1914 года… Правда, нынешний кадровый офицер тоже знает, каково служить в действующей армии. Хотя на войне в конце концов достаточно быть здоровым и не рассуждать больше, чем рыба. Судить о солдате следует только в мирное время.

— Вы мне напоминаете, — сказал доктор, — того самого гвардии старшего сержанта, который часто повторял: «Ах, как хочется, чтобы эта война окончилась поскорее! Тогда можно будет снова проводить настоящие маневры!»

В этот вечер, покуда свирепствует граммофон, я пытаюсь переложить на французский одно замечательное стихотворение Киплинга:

Я показываю Паркеру английский текст, который так точно определяет характер самого Паркера, и мы заводим разговор о его любимых книгах. Я имею неосторожность упомянуть Диккенса.

— Диккенса презираю, — говорит Паркер. — Никогда не мог понять, что же действительно интересного находит в нем читатель. Это истории о служащих, о людях богемы. А я и знать не желаю, как они существуют. Во всех произведениях Диккенса нет ни одного подлинного джентльмена. Но уж если вы хотите познакомиться с шедевром английского романа, то прочитайте книгу про Джоррокса.

Маленький английский телефонист пришел починить наш аппарат и сказал мне:

— Телефоны, месье, это как женщины… По сути дела, никто в них ничего не смыслит. В один прекрасный день вдруг все отключилось — не работает… Начинаешь искать, в чем дело, ничего не находишь… А потом как следует встряхнешь эту штуку, ругнешься и глядишь — все опять пошло на лад.

Мне приятно наблюдать, как у Паркера постепенно растет уважение к французской армии.

— Странное дело, — говорит он мне, — всегда вы захватываете больше пленных, чем мы, а ваши потери меньше наших. Почему так?

Я скромно молчу.

— А потому, — поясняет доктор, — что французы принимают эту войну всерьез, а мы упорно видим в ней лишь некую игру… Скажите, Орель, вы слышали историю про Питера Пена, про маленького мальчика, который никак не мог вырасти ни на дюйм?.. Английский народ — тот же Питер Пен. Нет среди нас больших людей… Это очаровательно, но иногда опасно.

Какой-то ирландский полковник сказал за обедом:

— Я очень встревожен. Во время моего последнего отпуска я нанял дом для моей семьи… Теперь жена мне пишет, что этот дом с привидениями… Казалось бы, хозяева обязаны предупреждать о таких делах.

— Может, они этого сами не знали, — заметил всегда и во всем снисходительный полковник Брэмбл.

— Отлично знали!.. Когда жена пожаловалась им, они сильно сконфузились и в конце концов признались… Оказывается, вот уже сто пятьдесят лет как одна из их прапрабабушек прогуливается между гостиной и своей бывшей спальней… По их словам, она совершенно безобидна, и они думают, будто это извиняет их… Может быть, так оно и есть, охотно верю, но моя жена все равно волнуется… Как вы считаете, я вправе расторгнуть контракт на аренду дома?

Я рискнул вслух усомниться в достоверности этой истории, но все, кто был в столовой, тут же набросились на меня, ибо существование привидений в Ирландии — научно доказанный факт.