Алиджан, хорошо знавший мать, успокоился: гроза миновала.

Он отправился к Андрею Андреевичу, попросил, чтобы тот посодействовал ему в поступлении на работу. Старый мастер окинул его оценивающим взглядом:

— Куда же ты хочешь?

— К вам на завод.

— Так. Возьмешь в отделе кадров анкету и опять куда-нибудь удерешь?

— Андрей-ака!.. Я же вам объяснял…

— Ладно, ладно. Кто старое вспомянет, тому глаз вон. Только вот что я хочу тебе сказать… Мы создали прекрасную страну с мощными кораблями, бороздящими ее моря, с быстрыми самолетами, мчащимися над ее полями, с чудесными фабриками и заводами, колхозами и совхозами, вузами и школами… И все это богатство передаем в руки молодости. Скажи, Алиджан, готов ли ты принять это наследие, достойно продолжать наше дело?

— Теперь готов! — торжественно произнес Алиджан.

— Вот и ладно! — повеселел Андрей Андреевич. — А сейчас — марш в отдел кадров. Я туда позвоню. Паспорт с собой?

— У меня и трудовая книжка есть…

— Совсем замечательно! Оформляйся — и до встречи на заводе.

Спустя несколько дней Алиджан приступил к работе. Он не жалел сил — только бы не подвести поверившего в него Андрея Андреевича. Часто он приходил на завод раньше всех — счищал остатки застывшего металла, приводил в порядок ковши… Когда начиналась смена, он рьяно принимался за свое дело: разливал в формы из ковшей расплавленный, огненно-красный, булькающий чугун, снова наполнял ковши металлом, убирал шлак… На первый взгляд это была несложная работа, однако, она требовала немалой силы и сноровки. Силы-то Алиджану было не занимать, а вот когда он заливал чугуном формы, у него было такое ощущение, словно он распределял воду из ведра по наперсткам: чуть не дольешь, чуть перельешь, и весь труд насмарку! У Алиджана напрягалось все тело, лоб покрывался крупными каплями пота, а в лицо бил жар от кипящего чугуна… Но Алиджан и виду не подавал, что ему трудно, — не хотел казаться «трухлявым палваном». Когда наступало время обеденного перерыва, Андрей Андреевич чуть не силком отрывал парня от ковша.

Поначалу за ним пристально наблюдали и старый мастер, и Валиджан, — видно, все-таки боялись, как бы он не «сорвался». Но Алиджан не давал повода для тревоги, и беспокойство сменилось у всех чувством доверия к молодому, старательному рабочему. Лишь Шермат относился к нему с какой-то недоброй настороженностью… Он не перешучивался с Алиджаном, как прежде; если и помогал ему, то по обязанности, а не от души. И хотя ему было известно, почему Алиджан вместо завода очутился на стройке, он не упускал случая уколоть своего напарника напоминанием о «дезертирстве». Алиджан не знал, что и думать, чем объяснить неожиданное недоброжелательство Шермата… Лишь позднее он стал догадываться, что причина всему — его история с Фаридой. Об этой истории была наслышана вся махалля по вине Салияхон, не умевшей держать язык за зубами. Ее иногда называли «громкоговорителем»… С запальчивостью и возмущением она рассказала о страданиях бедной сестры и Шермату, который был их дальним родственником. Вот этой «подлости» Шермат и не мог простить Алиджану. Алиджан, тоже испытывавший укоры совести, каждую минуту ждал от него плевка в лицо… Однажды ему даже приснилось, будто он встретился с Шерматом в густых зарослях кустарника, в руке Шермата — нож, он в упор, с ненавистью посмотрел на Алиджана и с криком: «Ты опозорил Фаридахон!.. Отмщение трусу!», — взмахнул ножом и бросился на Алиджана. Алиджан хотел увернуться, но неведомая сила сковала его движения, он не мог и пальцем пошевельнуть, а Шермат все наседал на него, норовя ударить ножом в грудь… Алиджан, напрягшись, отчаянным усилием попытался сдвинуться с места… и проснулся.