* * *

Она была последней на канате, если не считать Джентри, который просто сказал, что он не пойдет, что ему плевать, что он остается.

Канат был толстый и грязный, с завязанными на нем узлами, чтобы за них цепляться, — это напомнило Моне что-то из ее далекого-далекого детства. Слик и Молли спустили сначала серый ящик. Они опустили его на платформу, где металлические лестницы остались неповрежденными. Потом Молли ловко, как белка, соскользнула вниз — казалось, она вообще не касается каната — и крепко привязала конец к перилам. Слик спускался медленно, потому что за спиной у него висела Черри, которая была еще слишком расслаблена, чтобы одолеть спуск сама. Мона все еще чувствовала себя виноватой и подумала, не поэтому ли они решили оставить ее наверху.

Впрочем, решение приняла Молли, еще когда стояла у высокого окна, глядя на то, как из длинного черного вертолета выскакивают и рассыпаются по снегу люди.

— Посмотрите-ка, — сказала она. — Они уже знают. Пришли подобрать остатки. Это — «Сенснет». А я сваливаю.

Черри пробормотала, что они тоже уходят, она и Слик. А Слик пожал плечами, потом ухмыльнулся и обнял ее за плечи.

— А что будет со мной?

Молли посмотрела на нее. Или казалось, что посмотрела. Ничего не поймешь с этими зеркалами. На долю секунды над нижней губой показался белый клык. Затем она сказала:

— Мой тебе совет — оставайся. Пусть они разбираются с этим сами. Ты же, в сущности, ни в чем не виновата. Все это была не твоя идея. Думаю, они что-нибудь из тебя сделают. Во всяком случае, попытаются. Да, ты остаешься.

Мона не нашла в этих словах ни крупицы смысла, но сейчас она чувствовала себя совсем дохлой, начиналась ломка, и у нее уже не было сил спорить.

А потом они просто ушли, спустились вниз по канату и исчезли. Вот и все, вот так люди уходят, и ты их никогда больше не увидишь. Мона оглянулась назад в комнату и увидела, что Джентри ходит перед своими книгами, водя пальцем по корешкам, как будто ищет что-то конкретное. Носилки он прикрыл одеялом.

Поэтому она просто ушла, и ей уже никогда не узнать, нашел Джентри ту книгу или нет. Она кое-как сползла по канату, и это было совсем не просто, не так, как у Молли и Слика. Особенно при ее состоянии, потому что Моне казалось, что она вот-вот вырубится, и руки-ноги, похоже, не слишком хорошо ее слушались, и приходилось прилагать неимоверные усилия для того, чтобы заставить их работать, а еще мешали разбухшие нос и горло... Так что того черного она заметила, только когда спустилась.

Черный человек стоял рядом с тем местом, где раньше суетился паук — теперь тот не шевелился.

Когда ее туфли заскрежетали по стальной платформе, черный поднял глаза. И в лице его было что-то настолько печальное, когда он ее увидел... Выражение, мелькнув, пропало, и он стал медленно подниматься вверх по металлическим ступенькам. Когда он подошел ближе, у Моны появилось сомнение, а настоящий ли этот негр негр? Ладно бы цвет кожи — по цвету он, определенно, был негр, — но что-то скрывалось в форме голого черепа, в чертах угловатого лица, не совсем таких, какие она привыкла видеть у негров. Он был высоким, очень высоким. На нем было длинное черное кожаное пальто — из такой тонкой кожи, что струится, как шелк.

— Здравствуй, мисси, — сказал, оказавшись перед ней, черный человек и двумя пальцами приподнял ее подбородок так, что она теперь смотрела прямо в агатовые с золотыми искорками глаза, каких не бывает на свете. И длинные пальцы у нее на подбородке были такие легкие...

— Мисси, — спросил незнакомец, — сколько тебе лет?

— Шестнадцать...

— Тебе нужна стрижка, — сказал он, и что-то такое трогательно серьезное было в том, как он это сказал.