|
Сборщики, что ходили вдоль деревьев в разреженном горном воздухе, собирали ягоды – только красные ягоды – и одну за другой складывали их в ведра и корзинки. Работники, что обрабатывали ягоды, тоже в основном вручную – с каждого зерна чьи-то пальцы удаляли липкую клейковину. Люди сушили зерна. Люди ворошили их на сушильных сетках, чтобы зерна высыхали равномерно. Люди сортировали сухие зерна, отделяли хорошие от плохих. Потом люди паковали отсортированные зерна, складывали их в мешки, которые сохраняли зерна свежими, берегли их вкус и аромат, не добавляя им лишних оттенков. Люди забрасывали эти мешки в грузовики. Люди вытаскивали их из кузовов, грузили в контейнеры, а затем на суда. Люди выносили мешки из трюмов и забрасывали в другие грузовики. Люди снимали мешки с этих грузовиков и доставляли обжарщикам в Токио, Чикаго, Триесте. Люди обжаривали каждую порцию. Люди паковали маленькие порции обжаренных зерен в мешочки, чтобы их купили те, кто хочет смолоть и сварить кофе дома. Или люди мололи зерна в кофейне, а потом кропотливо варили и наливали кофе, эспрессо или капучино.
То есть каждой чашки кофе касалось по двадцать рук, от плантации до этой самой чашки, и тем не менее одна чашка стоила каких-то два-три доллара. Даже чашка за четыре доллара – уже чудо, если учесть, сколько народу ее создавало, сколько внимания и опыта конкретных людей вкачано в зерна, которые в этой четырехдолларовой чашке растворены. Если вдуматься, это же бездны человеческого внимания, опыта, и даже при цене четыре доллара за чашку велики шансы, что какого-то человека – или многих людей, сотни людей – по ходу дела обманывали, обкрадывали, эксплуатировали.
Глава 15 Кофейный рынок и три волны
Проблема, догадался Мохтар, в кофейном рынке. Кофе – биржевой товар, и цена, которую платят практически за весь кофе, что собирается и продается по всему миру, зависит от той, какую назначит кофейная биржа. Если биржа диктует, что кофе продается по доллару за фунт, под эти расценки и будут подстраиваться фермеры планеты, от Гватемалы до Руанды и Вьетнама, назначая цену за свой урожай. Разумеется, сам фермер этот доллар не получает. Доллар – окончательная цена, которую платят корпорации – «Нестле», «Проктер & Гэмбл», «Филип Моррис» и «Сара Ли», скупающие сорок процентов всего производимого в мире кофе. Среднестатистический мелкий фермер, скажем, в Колумбии может продать свой кофе по цене аж тридцать центов за фунт. И не напрямую корпорациям. Нет, он продаст свой урожай ростовщику – местному брокеру, который одалживает фермерам деньги под урожай, что, по сути дела, повязывает фермеров бесконечными долгами. Ростовщики смешивают и упаковывают урожаи десятков мелких фермеров и продают все это скопом региональным брокерам. Эти брокеры действуют по всей Колумбии, скупают урожаи десятков, а то и сотен мелких плантаций и собирают в одну сплошную массу под названием, допустим, Колумбийский Кофе. И затем региональные брокеры продают весь этот громадный региональный урожай международным корпорациям по биржевой цене. Такая система зародилась в первую кофейную волну, которой поспособствовали братья Хиллз. Тогда случился резкий скачок популярности кофе, кофе стал многомиллиардным бизнесом и испытал на себе все плюсы и минусы массового производства. Благодаря вакуумной упаковке стало проще хранить кофе свежим и доставлять в удаленные районы, но это разлучило клиента с обжарщиком. Американский японец Сатори Като в 1903 году запатентовал растворимый кофе, что позволило «Нестле», «Максвелл Хаус» и «Фолджерс» рекламировать кофе скорее как источник кофеина, чем пищевой продукт, обладающий некими органолептическими свойствами. Кофе массового производства был дешевый, но на вкус дурной, и, чтобы сделать его хотя бы сносным, приходилось добавлять сахар, молоко и прочие приправы без числа. |
