– А любопытство‑то гложет? – подмигнул Штерну гость. – По глазам вижу, что снедает вас любопытство. Зачем ты ко мне, товарищ Никольский, пожаловал, что тебе надо от уставшего человека? Штерн промолчал. Никольского молчание хозяина не смутило. Он снова разлил по рюмкам коньяк и поднял свою:

– За взаимопонимание! Выпили за взаимопонимание.

– Как вы меня нашли? – спросил Аркадий Наумович.

– Вы знаете, элементарно, – Никольский ловко очистил мандарин и бросил дольку в рот. – Мне попалась фотография, на обороте которой были ваши данные. Я и послал запросы в адресные бюро Москвы и Ленинграда. Минтеева я уже живым не застал, а с вами мне повезло.

– Так что же вы от меня хотите? – спросил Штерн.

– Взаимопонимания, – повторил Никольский. – Как я понимаю, ваша научная школа разгромлена, почти все отбыли сроки в тюрьме и в настоящее время от исследований отлучены. А наука не должна стоять на месте. Вашей группой в свое время были собраны ценнейшие научные данные, которые волей обстоятельств оказались под спудом и долгое время не были востребованы. Пришло время вернуться к ним. Наука нуждается в вашей помощи, Аркадий Наумович.

– Все, что мы обнаружили, имеется в отчетах, – пожал плечами Штерн. – Боюсь, не смогу быть вам полезным.

– С отчетами получается какая‑то неразбериха, – доброжелательно улыбнулся Никольский. – Еще в тридцатых на них был наложен гриф секретности, а перед войной все отчеты были затребованы наркоматом государственной безопасности. Причем запрос подписал лично Лаврентий Павлович. Вы не находите, что подобные меры предосторожности излишни для обычных документов о состоянии атмосферы, атмосферном давлении и атмосферных явлениях?

– И какой же вы сделали вывод? – усмехнулся Штерн.

– Я пришел к выводу, что вашей группой было сделано серьезное научное открытие, которое имело оборонное значение. Тогда наложенные запреты могли быть оправданны. Война была на носу. Но сейчас другие времена, и ваше открытие должно стать достоянием научной общественности.

– Вот оно что! – Штерн покачал головой. – Лавры вам спать не дают! Мы, дорогой товарищ, за наши научные изыскания получили на полную катушку. А вам подавай результаты! Чем вы за них готовы заплатить?

– Вы имеете в виду деньги? – с легким презрением спросил Никольский.

Штерн покачал головой.

– Что мне деньги? Вы даже не догадываетесь, чем вам это знание грозит. А если оно грозит вам отлучением от науки? Если единственной расплатой станет многолетнее заключение или даже смерть? Вы готовы надеть терновый венок мученика? Или рассчитывали, что получите данные нашей группы и с барабанным победным боем двинетесь по ступенькам научной карьеры?

Никольский натужно улыбнулся.

– Вы утрируете, Аркадий Наумович, – сказал он. – Времена Ежова и Берии прошли. Вот уже генетические исследования разрешили, кибернетика постепенно перестает быть лженаукой… Прогресс неумолим. Почему вы считаете, что обнародование ваших открытий несет в себе опасность?

– Вы глупы и недальновидны, – сухо сказал Штерн. – Вам все рисуется в розовом свете. Мне искренне жаль, но нам с вами не о чем говорить. Дело не в том, что я не склонен вести беседу. Просто не хочется, чтобы в результате моей разговорчивости пострадали посторонние. Например – вы.

Он встал.

Поднялся и Никольский.

– Я думал, что вы все еще остаетесь ученым, – с сухой обидчивостью сказал он.