– Конечно, конечно! – девушка взяла деньги и умчалась на улицу. Аркадий Наумович с улыбой глянул ей вслед. Лана была полной противоположностью своей бабке. Молодость, молодость… Аркадий Наумович вдруг почувствовал жесточайшую обиду на весь мир. А ведь все могло быть иначе! Могла у него быть вот такая симпатичная жена, дети и даже внуки. Все‑таки сорок два года. А вместо этого достался Экибастузский лагерь, выматывающая работа в забое, после которой невозможно отдохнуть в набитом людьми бараке.

Штерн подошел к зеркалу. В зеркале отразился мрачный лысый тип, нездоровой полнотой и землистостью лица напоминающий какого‑то упыря. На вид этому типу можно было дать все пятьдесят пять лет или больше, но уж никак не сорок два. Аркадий Наумович лег на диван, закинул руки за голову и задумался. Он слышал, как сигналит таинственный “спутник” по соседскому радиоприемнику. Похоже было, что живший этажом выше Слонимский сделал звук на полную мощность и наслаждался триумфом советской науки.

Тогда, в мае тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года на Литейном его принял подполковник госбезопасности Авруцкий Валентин Николаевич. Это был интеллигентный тридцатипятилетний мужчина, ничем не напоминающий костоломов Ежова. Он был остроумен, начитан, ироничен и все время пытался загнать Штерна в хитрые ловушки.

Опять речь зашла об аварии, и снова работники госбезопасности пытались выяснить что‑то, ничего не называя своими именами.

– И все‑таки вы подумайте, – сказал Авруцкий. – Это нужно для блага государства. Вы же советский человек, Штерн. Согласен, с вами обошлись несправедливо. Время было такое! Согласен, с вами и сейчас обходятся несправедливо. Но вы поймите, идет холодная война и мы не имеем права проигрывать. Весь мир смотрит на нас! А тут вы со своей правдой. Нельзя допустить, чтобы ваши знания стали достоянием общественности. Это же контрреволюционный переворот общественного сознания! Неужели вы этого не понимаете?

– Не понимаю, – сказал Штерн. – Это же правда, а правда не может быть опасной.

– Ах, уж эта инфантильная вера интеллигентов во всемогущество правды! – усмехнулся подполковник Авруцкий, всплеснув руками. – Кому она нужна, ваша правда? Важнее правды чувство всеобщей безопасности, уверенность в завтрашнем дне! Что вам важнее: безопасность нашей страны или возможность прокукарекать на весь мир о том, что вы знаете? И ведь еще не факт, что вы во всем правы!

– О чем мы говорим? – спросил Штерн. – Ну, скажите, назовите предмет нашего спора, и тогда я, может быть, вам поверю.

– А вы провокатор! – нервно хмыкнул Авруцкий. – Нет, вашему будущему я не завидую. Вы знаете о судьбе Минтеева?

– Откуда, – пожал плечами Аркадий Наумович. – Нам запретили поддерживать какую‑либо связь.

– Он умер в прошлом году, – внимательно следя за выражением глаз Штерна, сказал гэбешник. – У него был проведен тщательный обыск. Как вы думаете, что мы у него нашли?

– Я не специалист по обыскам.

– Ни‑че‑го, – проскандировал подполковник. – Совсем ничего. Ни научных записок, ни воспоминаний, ни каких‑либо упоминаний о событиях тридцать шестого года. Совсем ничего!

– А чему удивляться, – усмехнулся Аркадий Наумович. – Я тоже стараюсь не вспоминать. И расчетов никаких не веду. Нас тогда очень серьезно напугали. На всю оставшуюся жизнь.

– Значит, у Минтеева ничего не было, – сказал Авруцкий. – И вас осталось трое.