— Пожалуйста, не сердитесь на Берил, — уговаривала она. — Никто бы ничего не обнаружил, если бы вы не вернулись так неожиданно рано.

— Герцог, к сожалению, был нездоров, — объяснил лорд Рейвен, — гости разошлись сразу после обеда. И я вернулся тихо провести вечер с матушкой и ее гостьями. Она сказала мне, Берил в саду, но я обнаружил здесь вас. Тихий ли это вечер?

— Я… я не знаю.

Он снова дразнит ее, но почему-то вопреки обыкновению подтрунивание не вызвало у нее гневного чувства. Она просто отвернулась, и силуэт ее обрисовался на фоне деревьев. Через мгновение он спросил:

— Отчего вы плачете?

— Я… не плачу.

— По-моему, плачете.

Когда он обратился к ней, непрошеная слеза поползла по щеке Клионы, за ней покатилась другая. Она поискала носовой платок, но вспомнила, что не взяла его с собой, и вдруг лорд Рейвен положил ей в руку большой платок из батиста. Она поднесла его к глазам. От платка пахло лавандовой водой и табаком — чисто мужское сочетание, которое напомнило ей об отце и вызвало поток слез. Как она бесконечно одинока, без защиты, без опоры, ей не у кого даже попросить совета.

— Вы оставили без ответа мой вопрос, — настаивал лорд Рейвен. — Отчего вы плачете?

— Я… не знаю.

Она всхлипывала еле слышно.

— Если я в чем-то виноват перед вами, вы даруете мне прошение?

В голосе его слышалась непривычная доброта, и от этого по непонятной причине Клионе стало еще горше.

— Я… не… я не знаю. — Она поднялась на ноги, охваченная стремлением убежать. — Прошу вас, мне… можно уйти? Пожалуйста.

И, не дожидаясь ответа, бросилась через террасу к дому, освещенные окна салона расплывались сквозь слезы и представлялись золотой полосой. И лишь добежав до стеклянной двери и войдя, она вспомнила, что войти следовало через боковой вход, но тут со вздохом облегчения увидела, что в салоне пусто, — графиня удалилась к себе.

Невольно она обернулась и посмотрела туда, где остался лорд Рейвен. Он по-прежнему сидел на скамье в изгибе балюстрады. Не оборачиваясь, он глядел на сиявший огнями город.

Потом он нагнулся и подобрал что-то с каменной плиты у своих ног. Это был, как она догадалась, носовой платок — платок, мокрый от ее слез.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Клиона проснулась с тяжелым сердцем, что-то случилось неладное, но она поначалу не могла вспомнить во сне или наяву. Потом события прошедшего вечера нахлынули на нее — она заснула в слезах, и теперь, поутру, ее охватила гнетущая тоска.

Что подумал лорд Рейвен, когда она убежала от него, обливаясь слезами? Разве можно было вести себя так глупо? Почему она не дала ему должную отповедь? Он полагает, наверное, что своим поведением наказал ее за обман, за намерение притвориться, будто она Берил. Неосознанно она закрыла лицо руками — наказание слишком сурово для ее проступка.

Она почувствовала, что краснеет, вспоминая его бесконечно долгий поцелуй, свою беспомощность в могучих объятиях. Ее охватило смятение при мысли о том, как она встретится с ним снова. Как она посмотрит в эти темные проницательные глаза, как сможет вынести его насмешливую, полную сарказма улыбку, ни на миг при этом не забывая, что ее, не знавшую объятий мужчины, он обнимал, тесно прижав к себе?

Он поцеловал ее во второй раз. Но как этот поцелуй отличался от первого!

Звук открывающейся двери заставил ее вздрогнуть, и она обернулась — в лучах солнца она казалась испуганной нимфой. Однако вошла всего лишь Берил, темные волосы ниспадали ей на плечи, муслиновый пеньюар скорее подчеркивал, чем скрывал формы юного тела.