– Отменная глупость! – заявила Хатковская. – Такая банальная, скучная книжонка про индейцев…

    – А кто написал-то?

    – Да какой-то Керк Монро! Ни ума ни фантазии… Дэбил какой-то.

    – Наталья, где ты откопала это «Перо»?

    – А, на даче валялось…

    – Дай почитать-то!

    – Не стоит, Мадлен.

    – Ну дай! Кожа! Ко-жа!

    – Ну дам, дам, успокойся.

    Наталья и я встали и принялись отряхивать снег с пальто. Хатковская, продолжая сидеть в сугробе, воодушевленно говорила:

    – Нет, а хорошо бы достать полное собрание сочинений этого Керка Монро! Девочки, если вы увидите еще какую-нибудь книгу непревзойденного мастера слова, возьмите ее хотя бы на три дня, чтобы мы все могли прочесть. И надо бы найти биографию Монро в серии «Жизнь замечательных людей». Я напишу трактат «Монризм и мировая литература». Димулео нарисует его портрет. Он, наверно, был очень красив, этот Керк Монро. Слуша-ай, а он не предок Мерилин Монро? А Кожина-то, Кожина! Ярая монристка! Давай в программу «Кожина под куполом цирка» включим номер «Перо фламинго»!

    Кожина разозлилась и ушла. Хатковская на минуту замолкает. Она больше не в состоянии говорить. Мы стоим, задыхаясь от смеха, и не сводим друг с друга глаз.

    Подходит Мариночка, наша одноклассница.

    – Вы чего здесь смеетесь?

    Мы мгновенно становимся серьезными.

    – Ты читала Керка Монро?

    – Нет, а кто это?

    Мы переглядываемся, негодуя.

    – Как?!! Не знать Керка Монро! Ты Стивенсона-то хоть читала?

    – Да…

    Хатковская торжественно заявляет:

    – Так вот, Стивенсон – жалкое подражание Керку Монро!

    – А вы читали, да?

    – Да! – гремит Хатковская.

    Мариночка – тихая, спокойная, доверчивая девочка.

    – А где вы достали?

    Я говорю похоронным голосом:

    – У Кожиной. Да ты попроси ее, она завтра с удовольствием принесет. Вон она идет, она еще недалеко ушла.

    Мариночка простодушно догоняет Кожину. До нас доносится злобный рев озверевшей Натальи. Мы хохочем.

    Это было 3 марта 1980 года.

    * * *

    Чем бесполезнее знание, тем более привлекательным кажется оно мне. Во мне живут толпы людей, знакомых и любимых по книгам. Я переживаю их жизни, пишу их предсмертные письма, и моя голова сотни раз падает в корзину. Иногда я даже не могу с уверенностью сказать, что живу именно свою жизнь, потому что родилась где-то во Франции в 60-е годы XVIII века и росла среди философов и влюбленных. Моя молодость совпала со штурмом бастилии, и республиканские пушки гремят в моих ушах. Иногда мне кажется, что эти громы слышны всем, и тогда необъяснимым становится спокойствие окружающих. Они не знают, что корольарестован. А я знаю! Нет, выше моих сил молчать об этом. Я всю перемену, размахивая руками, говорю обо всем, что происходит в Республике, Наталье и Хатковской, своим любимым товарищам, с которыми я прошла все победоносные кампании Императора в Италии, где нас встретила тринадцатилетняя Джина. Потом она станет герцогиней Сансеверина и полюбит Фабрицио дель Донго.