— Отвали, старик! — фыркнула циркачка и занялась тугим узлом.

Я тяжело вздохнул и начал пересчитывать монеты. Внимательно оглядел четыре изрядно потертых и обрезанных по краям золотых флорина с изображением Иоанна Грамотея на аверсе и герцогской тирошской лилией на оборотной стороне, спрятал их в потайной карман куртки и взвесил в ладони серебряные четвертники и осьмушки.

Неплохо. Очень даже неплохо.

— Толстяк не из бедных оказался, — усмехнулся я, не испытывая ни малейшего раскаяния из-за разграбленной кубышки хозяина постоялого двора. Пусть еще спасибо скажет, что не спалили его халупу к бесам. Будет знать в следующий раз…

— Медяки на общие нужды оставил, — заявил безмерно довольный собой Гуго, явно зажавший на эти самые «общие» нужды немалую часть вчерашнего улова. — Теперь с оборотной монетой проблем не будет.

— Легенду отработали?

— А то! — усмехнулся фокусник. — Разъездной торговец скобяными товарами и его недалекая, зато грудастая служанка.

— Полегче, — возмутилась Берта.

— Так и есть, — отрезал Гуго. — Походишь, на жизнь свою нелегкую и приставучего хозяина пожалуешься. Бабы, они завистливые, но жалостливые. Иначе никак не примут.

— Хорошо, — согласилась с такой ролью циркачка и с интересом уставилась на меня: — Вот только для начала надо узнать, что именно придется вынюхивать.

— Узнаешь в свое время, — хмыкнул я и перебрался к Гуго. — Долго нам еще?

— Нет, уже подъезжаем.

И в самом деле — пустые поля сменились окруженными рощицами фруктовых деревьев усадьбами; дорога понемногу расширилась, и теперь время от времени нас обгоняли направлявшиеся в город повозки. На обочинах ютились крытые соломой мазанки, изредка на глаза попадались колодезные журавли. За плетеными заборами копошились вставшие спозаранку селяне, к небу от печных труб тянулись жиденькие струйки дыма, а легкий ветерок то и дело доносил аромат свежего хлеба.

Сельская, блин, идиллия.

— Кушать хочется, — печально протянула Берта, выразив таким образом наши общие чаяния.

— Ничего, тебе поголодать не вредно будет, — не смог промолчать Гуго.

— С чего бы это? — удивилась циркачка, демонстративно проведя рукой по талии. — С чего ты взял? Да и не всем худышки нравятся. Скажи, Себастьян!

— Хватит уже! — взорвался я, улегся на покрывавшую днище солому и предупредил: — И только попробуйте меня побеспокоить, пока до города не доберемся! Вовек не забудете!

— Да ладно, чего там, — вздохнул фокусник и начал насвистывать себе под нос незамысловатый мотивчик.

— Перестань!

— Это «Полет стрижа»! — возмутился Гуго. — Маэстро Антонио гениален! Его оперы ставят по всем Святым Землям! Как, вообще, можно не любить искусство?

— Искусство — люблю, но не в твоем исполнении, — хмыкнул я.

— Я, между прочим, с Лири-старшим знаком был, — пробурчал фокусник, — и он даже звал меня в свою труппу…

— А ты? — заинтересовалась Берта.

— Отказался, конечно! Папенька у маэстро Антонио тем еще жуликом был! — рассмеялся Гуго и предложил: — Сухарь будешь?

— Давай, — вздохнула девушка и достала из тюков фляжку с водой.

— Вот всем и говори, мол, хозяин на сухарях и воде держит…

— Тише вы там! — потребовал я, перевалился на другой бок и как-то совершенно незаметно для себя самого задремал.