За главного у них граф Валич. Новую власть поддерживает маркиз Левич, но он не идейный, просто спит и видит, как бы земли соседа под себя подгрести. У того, если не знаете, оба наследника в войну сгинули…
— К делу переходи, — недовольно поморщился я. — Тебя сюда не крамолу выявлять направили.
— Это чтоб вы знали, в каких условиях работать придется, — ничуть не смутился Дрозд. — К тому же…
— К делу!
— Но Валич…
— Забудь про графа, — прямо заявил я. — Пока не найдем убийц, даже смотреть в его сторону не станем. Все ясно?
— Ясно, командир. Чего не ясного-то? — вздохнул Валентин. — К делу, так к делу. С чего начать?
— Пожалуй, лучше с начала.
— Как скажете, — криво усмехнулся Дрозд. — Убийства начались пару месяцев назад, и на сегодня зафиксировано девять случаев. Но, подозреваю, поначалу местные растяпы могли и не связать все воедино.
— А самому поднять архивы — не судьба?
— Вы бы видели эти архивы! — горестно вздохнул Валентин. — Смех один, а не архивы.
— Ладно, что с бесноватостью? С каких пор здесь это в порядке вещей?
— Говорят, с войны началось, — пожал плечами Дрозд.
— Говорят?
— Меня больше убийства интересовали, — признался Валентин и повернулся к уже давненько поглядывавшему в нашу сторону пареньку: — Подгони карету! — Усач махнул рукой, промокнул платком вспотевшее лицо и пояснил: — Присмотрел тут себе в помощь. Самому на козлах сидеть не солидно. Не поймут.
— Ну да, ну да, — покивал я, а когда забрались внутрь, тихонько поинтересовался: — Надеюсь, его потом не придется… того?
— Нет-нет! Он меня возит по городу, и только.
— Ладно, едем куда?
— Ночью еще одну семью вырезали. Я распорядился, чтоб до вашего приезда ничего не трогали. Взглянете сами. Только, по-моему, никакой этот ублюдок не экзорцист, а просто в голове у него не все дома.
— Посмотрим, — вздохнул я и глянул в оконце на сгоревшее здание с провалившейся крышей. Пристроенная к нему колокольня — закопченная, но ничуть не пострадавшая от огня, — маячила в полупрозрачной дымке утреннего тумана черным столбом, и по спине ни с того ни с сего побежали мурашки. — Это что же, молельный дом?
— Так и есть.
— И не отстраивают? — Судя по всему, пожар случился уже давненько, и, хоть находились мы в самом центре города, на пожарище никто не работал.
— Нет, — хмыкнул Валентин. — Местных в храмы Единения никто не загонял, они сами с радостью ересь приняли, еще и все до единого монастыри под шумок разграбили. Теперь на весь Рживи только пара молельных домов действует.
— Неудивительно, что у них столько бесноватых.
— И не говорите, командир. Темные людишки. До сих пор вспоминают, как им при старом герцоге жилось.
— Перетопчутся. — Я снял с цепочки перстень официала ордена Изгоняющих, надел его на указательный палец левой руки и поморщился — пусть кольцо и село как влитое, но с непривычки отвлекало, обхватывая фалангу массивной серебряной опухолью.
— А то ж! — согласился со мной усач и, на ходу распахнув дверцу, высунулся наружу: — А ну разойдись!
Перегородившие дорогу стражники — сонные, с капельками осевшего на усах и волосах тумана, совершенно одинаковые в своих коричневых мундирах, — послушно подались в разные стороны, и карета беспрепятственно проехала за оцепление. |