— Сами понимаете, вам в таком виде на людях лучше не появляться, — ухмыльнулся он и протянул руку к сумке: — Позвольте…
— Отвали, — огрызнулся я и выбрался из кареты. — Надеюсь, сам в этой рванине не собираешься разгуливать?
— Обижаете! — возмутился Валентин и потер плохо заросший сабельный шрам на правой щеке, почти полностью скрытый бакенбардами. — Положение обязывает. Идемте уже, за лошадьми присмотрят.
Не встретив ни одной живой души, мы поднялись на второй этаж, и повозившийся какое-то время с замком усач распахнул скрипучую дверь:
— Прошу…
— Не пропадай надолго. — Я переступил через порог и оглядел комнату. Кровать, рукомойник, окно. Вот, собственно, и все. Небогато.
— Сильно мы в средствах, командир, ограничены, — вздохнул остававшийся к коридоре Валентин. — Вы уж не взыщите…
— Пшел вон, ехидна! — Я захлопнул дверь и подошел к кровати, на которой кто-то аккуратно разложил приготовленный для меня наряд.
Комната — ерунда, и не в таких гадюшниках останавливаться доводилось, а вот если на костюм денег пожалели, то даже и не знаю, что и делать. Я ж не голь перекатная, а официал самого могущественного в Стильге монашеского ордена. Мне по статусу лучше всех в этом городе выглядеть положено.
Но нет, с одеждой оказался полный порядок. И ткань богато выглядит, и покрой из модных. Да и мерка моя, не придется ничего подгонять.
Я достал из дорожной сумки зеркальце с бритвенными принадлежностями, отошел к рукомойнику и наскоро сбрил жесткую рыжеватую щетину. Потом влез в узкие брюки, натянул льняную сорочку, жакет и, застегнув двубортный сюртук, босиком прошелся по комнате.
Нормально. Внушает. Совсем другим человеком себя чувствую.
Усмехнувшись, я заправил штанины в начищенные до блеска сапоги, на всякий случай сунул в карман так и не распечатанный свиток с приказом о назначении официалом и вышел в коридор к уже успевшему сменить свою поношенную куртку на поношенный же камзол Валентину. Плешь на затылке усач прикрыл фетровой шляпой с высокой тульей, но респектабельней от такого переодевания выглядеть не стал.
— Держите, ваша милость. — Дрозд протянул мне трость с массивным бронзовым набалдашником. — Оружие вам, к сожалению, не полагается. Тут за этим следят строго…
— Не страшно. — Я взвесил в руке трость и с ног до головы оглядел подручного. — Поприличней ничего подобрать не мог?
Тот поправил топорщившийся ус и постучал согнутым пальцем себя по виску:
— Это ведь встречают только по одежке.
— Ну-ну, — усмехнулся я. — Значит, рассчитываешь унести ноги прежде, чем тебя по уму оценят?
— Обижаете, командир! — протянул Валентин. — Я ж в бытность свою… — он замялся и махнул рукой, — да неважно кем, неважно! В общем, в свое время пообщался с господами из армейской жандармерии. Вот они где у меня сидели. — И усач черканул ребром ладони по горлу. — Ухватки их накрепко запомнил. Тут никто и не заподозрил ничего…
Обдумывая услышанное, я вышел на улицу, оглядел сонный городишко, зябко кутавшийся в наползавший с реки туман, и попросил:
— Рассказывай тогда, какая здесь обстановка.
— Обстановка — швах, — выдал Валентин, шмыгнул носом и пояснил свое утверждение: — Большинство горожан нас откровенно ненавидят, только и ждут, что Стильг прямиком в Бездну провалится. За главного у них граф Валич. Новую власть поддерживает маркиз Левич, но он не идейный, просто спит и видит, как бы земли соседа под себя подгрести. |