На конверте был обратный адрес, и Вера подумала, что на такое письмо хорошо бы ответить…

Иржанов прочитал очерк на улице, у газетной витрины.

Верочка глядела на него с листа большими доверчивыми глазами.

Интересно, любит ли она его еще?.. Ведь первое чувство стойко. Кто-то из поэтов сказал: «Я виноват. Но вся моя вина покажет, как любовь твоя верна…»

Значит, все-таки родила. У него дочь. Это звучало дико. Хотя почему бы и нет? Поехать к ней?

Вера — специалист высокой квалификации. Всеми уважаемый человек. Вот пишут, квартиру получила, готовится на заочный химфак университета. Оказалась стойкой.

На поверку вышло, что она ему больше нужна, чем он ей.

Особенно сейчас…

Под родительским кровом ему далеко не сладко. Вчера слышал, как отец говорил матери в соседней комнате:

— Засиженное яйцо — болтун, занянченный сынок — шатун…

Афоризмами забавляется. Недоволен, что он часто меняет работу; был учетчикам на автобазе, пробовал работать учеником в типографии. Все не то! Он способен на большее — дайте только срок. Собственно нужен ли ему этот пресловутый рабочий стаж? Да и вообще институт? Может быть, лучше самому развивать свои способности художника? Мало ли известных самоучек знает история?

А почему бы не возвратиться в Пятиморск? Милая, доверчивая Верочка — теплая, нежная, податливая. Ну, эта Химичка, вероятно, уже оторала полагающийся ей срок. В конце концов он может и сейчас не регистрироваться. И Анжела… Афродита, выходящая из волны…

Он стал собираться в путь.

Отец хмурился:

— Ты как перекати-поле. Неужели так и не будет у тебя прочных корней?

— Корни уже есть, — тонко улыбнувшись, непонятно ответил сын, приласкался к всхлипывающей матери и с небольшим чемоданчиком в руках, с плащом, небрежно переброшенным через плечо, зашагал к пристани.

Еще в дороге он решил, что адрес Веры узнает в местной редакции. Там поинтересовались: кто он?

— Родственник, — ответил Анатолий и отправился разыскивать дом на Фестивальной.

Этот городок даже за полгода, что он здесь не был, заметно вырос. Шла к вокзалу новая улица, на Фестивальной высились белые трехэтажные дома из крупных блоков.

Номер пятнадцать. Кажется, вот этот дом. В нем он когда-то с Самсонычем укладывал паркет, тогда дом назывался седьмым. Где же третья квартира?

У Вериной двери Анатолий перевел дыхание — все-таки волновался. Как встретят его? Тихо постучал. Потом громче. Нет дома. Посмотрел на часы. Скоро пять. Пора бы и явиться с работы. Где это она пропадает? Может быть, пойти к ребятам в общежитие? Нет, кроме неприятных расспросов, это ничего не сулит.

Анатолий постучал в соседнюю дверь. Открыла женщина в синем фартуке, довольно миловидная блондинка.

— Простите… Я к Аркушиной… Вы не знаете, где она?

— С дочкой, наверно, гуляет, — не скрывая острого любопытства, разглядывала его соседка Веры. Догадка мелькнула в ее быстрых, с хитринкой глазах: — Да вы заходите…

Анатолий уже шагнул было в дверь, но заметил за спиной соседки мужчину.

— Благодарю… Вы разрешите на час подкинуть вам вещи?

Поставив чемодан, вышел на улицу, неторопливо зашагал к степи.

Все-таки хорошо здесь!

Дальний луг затопила синька цветущего кермека. Ласточки, усевшись на телеграфные провода, неторопливо обсуждали планы предстоящих перелетов. Пальцы заныли — захотелось взять карандаш.

Левее футбольного поля рыл траншею канавокопатель.

Девчата сажали вдоль дороги фруктовые деревья.

«Фантазеры, — снисходительно подумал Анатолий. — Ведь плоды оборвут еще зелеными.