— Ай, Шереф-Нисе, дорогая наша покровительница! — всплеснул руками Мадатов и, нагнувшись, поцеловал руку старой ханше. В голосе его звучала ледяная ласка. Лицо улыбалось, но глзаа были холодны и жестоки.

Шереф-Нисе-ханум тоже неискренне улыбнулась и пригласила гостей в дом величественным жестом. Мадатов вспомнил об угощении и внутренне содрогнулся. Подумал: «Не опередила бы, старая ведьма!»

— Дела, дела, дорогая Шереф-Нисе, — сказал он озабоченно.— Некогда даже сесть отдохнуть... Вы ведь знаете, чем мы теперь заняты с вашим сиятельным сыном, Ис-маилом! Командование не ждет, торопит... Скажите, пожалуйста, дорогая ханум, где нам побыстрее найти Исмаил-хана?

— Сын выехал в Бумский магал, в селение Ниж,— от ветила ханша, не заподозрив в вопросе генерала никаких коварств. — Исмаил, счастье моей души, днем и ночью старается на пользу государя-императора русского. Не ест, не пьет — только об этом и думает. Преданнее моего сына государь-император никогда никого не видел. А за все его деяния Ярмол-паша ругается последними мужицкими словами! Видно, на земле нет справедливости... Проходите же, Валерьян Григорьевич, угощу вас шербетом, — пригласила она ласково.

— Нет, нет, Шереф-Нисе, спасибо за угощение... В следующий раз. А сейчас мне надо поскорее разыскать ваше солнце — Исмаила. Простите, мы отправимся р путь... Простите, ханум, — еще раз сказал он и приложился к руке ханши...

Он вышел, сопровождаемый слугами хана, со двора и спустя полчаса во главе отряда скакал в Бумский магал, спрашивая у встречных, где расположено село Ниж и не видел ли кто там Исмаил-хана...

Ниж — небольшой горный аул — лепился среди скал, почти под самыми облаками. Внизу расстилались горные луга, бродили отары овец и паслись лошади. Мадатов остановил отряд у небольшой мечети с каменной папертью, велел казакам отдыхать, а сам с Табунщиковым отправился к мулле и велел отыскать Исмаил-хана.

Хозяин-мулла усадил гостей во дворе на тахте, застланной ковром, подал обед — куски вареной баранины и шербет в кувшине. Сам удалился, пообещав тотчас разыскать своего повелителя.

Как только он вышел, Мадатов оглядел свой перстень на пальце, налил в пиалы ром и чокнулся с Табунщиковым. Выпили, запили шербетом. Казак-полковник потянулся к мясу. Мадатов отодвинул его руку, сказал с усмешкой:

— Не спеши поперед батьки в пекло! Так что ли у вас говорят? Подождем хана...

Исмаил-хан вскоре приехал. В белом архалуке, в желтых сапогах, веселый с виду. С ним — майор Дисерло и отставной поручик Франциск. Они шумно вошли во двор, поздоровались с генералом и кинулись к навесу, где стояло несколько кувшинов, помыть руки. Мадатов жестким взглядом смерил Исмаил-хана, глубоко вздохнул, поправил усы, крикнул нетерпеливо:

— Поскорее, поскорее, хан! — голос его немного дрожал и ему казалось — эту дрожь улавливает шекинский владыка. — Ждем тебя, понимаешь, не дождемся. Ну-кось, штрафную!

Хан, Дистерло и Франциск, вытирая руки полотенцем, подошли к тахте. В последнюю минуту Мадатов дрогнул, сказал еще строже, протягивая пиалку с ромом Франциску.

— Ну-ка, лекарь, подай хану, пусть выпьет. И вам, гос-пода, пристало выпить за ханскую радость!— с заметной ложью воскликнул Мадатов.

— О какой радости говоришь, генерал? — настороженно спросил Исмаил-хан, отводя пиалу от губ.

Мадатов испугался, что хан не выпьет, сказал тут же:

— Разрешено вам, дрожайший Исмаил, его превосходительством, коли поставите тысячу сабель.