Мадатов испугался, что хан не выпьет, сказал тут же:

— Разрешено вам, дрожайший Исмаил, его превосходительством, коли поставите тысячу сабель... жениться на внучке Суркая... Выпьем, господа!

Исмаил-хан немного опешил. Улыбнулся, подул в пиалу и выпил.

— Браво, хан! — сказал Мадатов. — Наконец-то ваши желания исполнятся. А теперь, будьте любезны, доложите — как идет сбор ополчения...

— Татары всех четырех магалов согнаны в один отряд, — ответил хан. — Завтра думаем двинуться в Кубу, если не будет других указаний...

— Кто поведет войско? — спросил генерал.

— Я сам! — гордо ответил хан.

Мадатов подумал: «Дай тебе вожжи, ты свое ополчение завтра же соединишь с армией Аббаса-Мирзы... Нет уж, лучше сгинь!» Вслух сказал:

— Не стоит... Отдыхайте и готовьтесь к свадьбе. Командующий разрешил вам...

— Это приказ? — спросил, бледнея, Исмаил-хан.

— Вы сами к этому стремились, Исмаил, и командующий счел нужным далее не обижать вас. Больше его грозные указы не распространятся на вашу светлость. — Мадатов весело засмеялся и налил всем в пиалы ром. — Выпьем еще по одной, да к делу!— Сказал он И насмешливо заглянул в глаза Ислам-хану. Тот растерянно посмотрел на генерала и опять выпил...

Мадатов с Табунщиковым заночевали в Нухе, в девятом егерском полку. Утром, чуть свет, сели в седла и уехали. Майору фон Дистерло генерал оставил письмо. Приставу передали его в полдень, когда он собирался пойти к Исмаил-хану, чтобы ехать с ним к ополченцам. Распечатав письмо, Дистерло прочел:

«На случай смерти Исмаил-хана рекомендую вам немедленно собрать в Нуху... — Майор вздрогнул, не понимая, о какой смерти пишет Мадатов: вчера же вместе вернулись, и хан Шекинский был совершенно здоров! Пристав хмыкнул, огляделся вокруг и продолжал чтение: «собрать в Нуху со всех четырех магалов: с Нухинского — Хаджи-Садр-Эддин-бека, с Кабалинского — Ахмед-султана, с Арешско-го — Ибрагим-султана и с Агдашского — Мелик-ага и в присутствии вашем со всеми членами сими во-первых, дабы не могло произойти какого-либо зла, отобрать все ханские печати и запечатать своими: во-вторых, приступить к строжайшему наблюдению за сборами всех доходов, которые получает Исмаил-хан с Шекинского ханства... За отъездом же моим по делай службы на довольно долгое время в Дагестан, имеете обо всем относиться прямо к генерал-лейтенанту Вельяминову 1-му, а о чрезвычайных случаях доносить мне, адресуя в Кубу...» . (11)

— Ну и дела, — протянул пристав, пожимая плечами, все еще не веря написанному.

Тут же он отправился в крепость. У ворот увидел толпы горцев со скорбными, злорадными лицами. Оказывается, с утра пронесся слух, что Исмаил-хан тяжело заболел и ночью едва не умер. Говорили, будто младшая жена напоила хана отравленным зельем и, что после смерти Исмаи-ла трон займет его старший брат Беюк...

Фон Дистерло провели в ворота крепости. Напустив на себя скорбный вид, он немедленно прошествовал за слугами на айван, затем в ханскую опочивальню. Исмаил уто-пал в пуховой перине на суфе. Лицо его было бледно-зеленым, глаза потухли. Рядом приготовлял в горшочке какое-то лекарственное снадобье Франциск. Взмахивая широкими рукавами зеленого старомодного камзола, он торопливо помешивал деревянной лопаточкой в горшке. Тонкие губы Франциска были скорбно сжаты, в глазах мучительная тоска. Дистерло, окинув его беглым взглядом, подумал: «А ведь ты, скоморох, подал рюмку хану! А теперь довершаешь начатое?.. Ну и ну!»

— Что с вами, Исмаил? — Дистерло склонился над постелью шекинского владыки, оттеснив родственников. Шереф-Нисе-ханум, стоявшая в слезах тут же, окатила пристава злобным взглядом.

— Это вы... вы... русские.... — прошипела она и, круто повернувшись, вышла из опочивальни.