Большие черные глаза хана сузились, стали маслянистыми. Разговаривая, он все больше посмеивался и, наконец, разразился таким довольным смехом, что голос его был слышен в соседних юртах...
В полночь Нязик-эдже вышла из кибитки, потянулась, как сытая кошка. На устах женщины играла блаженная улыбка. Захотелось ей пойти и обрадовать Тувак. Зря дедушка беспокоится, — никуда не денется от нее Кеймир-батрак. Она тихонько просунулась в соседнюю кибитку, прошла на цыпочках к постели Тувак и испугалась, — Тувак на месте не было. Нязик-эдже, стараясь не разбудить спящих в кибитке, так же тихонько выскользнула наружу и стала оглядывать все вокруг,— должна же быть Тувак где-то поблизости.
Нязик-эдже прошла вдоль ряда и. вдруг догадалась: «Кеймир ведь сегодня — караульщик! Наверно, Тувак на киржимах с ним!» Это предположение заставило женщину вздрогнуть. «Не приведи аллах... все они одинаковые... Не приведи аллах!» Нязик-эдже вспомнила, как легко в молодости скомкал ее Булат-хан и еще больше испугалась за Тувак: «А от этого и вовсе не вырвешься... Мало что — не муж он пока ей. А вдруг взбредет в голову! Дурная кровь рассудок мутит...»
Нязик-эдже подошла вплотную к киржимам. Навстречу ей, преграждая путь, будто выплыл из темноты, Кеймир.
— Что такое, ханум? Что случилось?
Нязик-эдже оттолкнула его. Увидела Тувак. Девушка сидела на борту.
— И не стыдно, Тувак-джан? — заговорила женщина. — Что люди подумают!
— Эдже, простите нас, залепетал Кеймир. Она за водой для стирки пришла. Хотела с киржима зачерпнуть...
— Зачерпнуть, — передразнила пальвана Нязик-эдже. — Не умеешь врать — не ври. Пошли, девушка.
Обе быстро направились к юртам. Кеймир смотрел им вслед, его насквозь пронизывал жгучий стыд. Как он завтра посмотрит в глаза хану. Не забылась еще история с пропажей денег, а тут уже другое. На этот раз живую девушку ночью похитили!
А Нязик-эдже наставительно шептала:
— Что,— подождать свадьбы не можешь? Никуда он от тебя не убежит. Отец соглашается — выдаст тебя за Кеймира. Только уговор,— ни разу ты с ним не встретишься до самого тоя!
— Ой, Нязик-эдже! — вскрикнула от счастья Тувак. — Неужели дал согласие отец? Если так, я не буду ему показывать лицо. Пусть пальван помучится. — И Тувак засмеялась, будто зазвенел серебряный колокольчик...
Когда подходили к кибиткам, их встретил заспанный Булат-хан. Что-то забурчал он под нос, но Нязик-эдже опередила его ругательства:
— Не гневайтесь, ага... Девушка одна боится выходить ночью, вот и разбудила меня...
И Тувак радостно впорхнула в свою юрту, легла в постель и долго-долго не могла никак подавить счастливую улыбку.
БЕЗ ОГНЯ И КРОВИ
Генерал Валерьян Мадатов покидал Шушу с опаской. Побаивался, как бы не перешли персы Аракс, да не ударили с тыла, пока он будет сводить татарские ополчения и русские роты в одно войско. Еще с весны лазутчики сообщили, что персидская армия рассредоточилась вдоль границы. Наследный принц Аббас-Мирза выписал у своей союзницы, Британии, множество военных инструкторов и оружие. Теперь шла реорганизация персидских войск на европейский лад. Чего доброго, захочет принц проверить силу перевооруженного войска, как узнает, что князь Мадатов увел своих солдат на Суркай-хана в Дагестан.
Особенно опасался Мадатов возможного предательства Исмаил-хана Шекинского. Если хан сговорится, соединится с персами и нанесет удар в спину, то дагестанская кампания в этом году может вовсе расстроиться. Генерал думал, как избежать опасности...
Исмаил-хан был сыном перса Джафар-Кули-хана — одного из царских приближенных. В последней войне тот во многом помог русским и был замечен государем-императором. Царь пожаловал Джафар-Кули-хану Шекинское ханство. |