-- Боже, что же довелось мне повидать с той поры, когда я был
пятнадцатилетним мальчишкой. Мене, мене, текел, упарсин! Как исчезали люди,
как они накладывали на себя руки -- когда слухи об этом достигали Эркхама,
Ипсвича, или других городов, там считали, что мы здесь все с ума посходили,
вот как вы сейчас считаете, что я тоже помешался... Но Боже мой, что мне
довелось повидать за свою жизнь! Меня бы уже давно прикончили за все то, что
я знаю, только я успел произнести вторую клятву Дэгона, а потому меня нельзя
трогать, если только их суд не признает, что я сознательно рассказал о том,
что знаю... но третью клятву я не произнесу -- я скорее умру, чем сделаю
это...
А потом, примерно когда Гражданская война началась, стали подрастать
дети, которые родились после того сорок шестого года, да, некоторые из
них... Я тогда сильно перепугался и никогда больше после той ужасной ночи не
подсматривал за ними, и больше никогда их не видел -- на всю жизнь тогда
насмотрелся. Нет, ни разу больше не видел, ни одного. А потом я пошел на
войну, и если бы у меня хватило тогда ума, то ни за что бы не вернулся в эти
места, уехал бы потом куда глаза глядят, только подальше отсюда. Но парни
написал и мне, что дела идут в общем-то неплохо, Это, наверное, потому, что
после шестьдесят третьего в городе постоянно находились правительственные
войска. А как война закончилась, снова настали черные времена. Люди стали
разбегаться -- мельницы не работали, магазины закрывались, судоходство
прекратилось, гавань словно задыхалась -- железная дорога тоже остановилась.
Но они...они никогда не переставали плавать вверх и вниз по реке, туда-сюда,
постоянно прибывая со своего проклятого, сатанинского рифа -- и с каждым
днем все больше окон заколачивалось, а из домов, в которых вроде бы никто не
должен жить, раздавались какие-то звуки...
Люди из других мест часто рассказывают про нас всякие истории -- да и
вы тоже, как послушаешь ваши вопросы, видать, наслышаны. Говорят обо всяких
странных вещах, которые им вроде бы то там, то здесь мерещатся, или об
украшениях, которые непонятно откуда взялись и неясно из чего сделаны. Но
всякий раз никто не говорит ничего конкретного. Никто ничему не верит. Все
эти золотые драгоценности называют пиратским кладом, говорят, что люди в
Иннсмауте больные, или вообще не в себе. А те, кто живет здесь, тоже
стараются пореже встречаться с незнакомцами и чужаками, побыстрее
выпроводить их отсюда, советуют поменьше совать нос куда не следует,
особенно в вечернее время. Собаки всегда лаяли на них, лошади отказывались
везти, хотя когда машины появились, все опять стало нормально.
В сорок шестом капитан Обед взял себе новую жену, которую никто в
городе ни разу не видел. Поговаривали, что он вроде бы сам-то не хотел, да
ОНИ заставили, а потом прижил от нее троих детей: двое еще молодыми куда-то
исчезли а третья -- девушка -- внешне совсем нормальная, как все, даже в
Европу ездила учиться. Обед потом обманным путем выдал ее за одного парня из
Эркхама -- тот ни о чем даже не догадался. |