А если они ее подделают?

Невозможно?

Ох, как приятно это знать! Но вдруг?

Есть тайный знак в письме. Который знают только Эттан с комендантом.

О, Великий и Величайший, воистину, ваша мудрость не знает границ.

К концу вечера Эттан уверенно выигрывал две партии из трех. Алаис слегка поддавалась, так, чтобы не было заметно. Заслужил.

Столько ценной информации она бы ни от кого не узнала. И хвалила Преотца, на чем свет стоит. И умный он, и потрясающе легко все осваивает, и другим было бы намного сложнее, и...

Эттан млел.

Даже от дурочки приятно услышать дифирамбы в собственный адрес. А от умной женщины - втройне. Все же, Луис не так глуп, если позарился на эту девчонку. Хотя Эттан предпочитал более статных женщин, но была в Александре какая-то изюминка, нечто такое... Было.

Очень интересная женщина.

***

Вечером,  в общей спальне (а как еще убеждать окружающих,  что они любовники?) Луис от всей души поаплодировал Алаис.

- Алекс, ты гений.

Алаис медленно присела в реверансе. В роскошном кружевном пеньюаре это выглядело забавно - коленки виднелись.

- Теперь мы знаем многое, но далеко не все.

- Думаешь, отец что-то утаил?

- Я бы утаила. Обязательно.

- И что теперь делать?

Алаис потеребила губу. Подумала.

- Если было бы устроено покушение на Преотца,  если бы его захватили в заложники... нас - нет, мы не настолько важны для него...

- Вряд ли и это подействует.

- А если устроить коменданту 'день прочистки'?

Луис подумал.

- Это возможно. Вряд ли его помощник в курсе всех тонкостей. Если комендант свалится с болезнью,  то его помощник станет на пару дней главным. И выдаст нам магистра. Мне - точно.

- Надо это все еще обдумать на свежую голову. Давай выспимся,  а уж завтра...

- Выспишься ты, как же...

Маленький ребенок - существо страшное. Орет он,  когда ему хочется. По счастью, есть няньки,  но кормить ребенка встает мать. А Луис,  обладая чутким слухом,  также просыпался. Потом,  конечно,  опять проваливался в сон,  но...

Он никому и никогда не признался бы,  но однажды...

Малыш захныкал. Нянька отлучилась,  а утомленная Алаис спала,  как оглушенная. Мужчина встал и подошел к колыбели. Медленно и осторожно подсунул ладони под тяжелое тепленькое тельце, вытащил,  прижал к себе...

Плач прекратился.

Малыш изучал незнакомца, Луис изучал малыша. И обоим нравился результат.

Младенец был... забавным. С хохолком на головке, с ясными блестящими глазенками и беззубой младенческой улыбкой во все десны, с крохотными ручонками,  которые пока бессмысленно двигались в воздухе. Он доверчиво смотрел,  не ожидая подвоха. Его никто не обижал,  не поднимал на малыша руку,  этому ребенку никто и никогда не запретит завести собаку,  никто не посмотрит на него леденящим взором...

Луис попробовал представить,  как Алаис,  в угоду мужу,  игнорирует сына.

Не получилось.

Картинка складывалась совсем иной. Летящий из окна муж, летящая вслед скалка, и машущая им рукой женщина,  с ребенком на руках. А нечего тут! Муж - преходящее,  а ребенок - нечто вечное.

Мужчина стоял с малышом на руках у открытого окна,  и мысли,  которые лезли в голову,  были... странными.

А ведь у него тоже будут дети.

Какими они будут? От кого? Как он будет их воспитывать?

Потом вернулась нянька,  малыша пришлось отдать, но Луис часто поглядывал на Алаис уже по-новому.  У них ничего не может быть. Она - Карнавон,  он - Лаис.

А - жаль.

Только от сильной женщины рождаются умные и сильные дети. Луис постепенно понимал,  что кого бы он ни нашел,  она будет проигрывать Алаис Карнавон.