Однажды в конце ноября Пратт и его племянница находились в зале. Их стулья были поставлены так, что взгляды их могли охватить залив.

— Как было бы отлично, — сказала Мария, — если бы мы увидели «Морского Льва» на якоре возле острова Гардинера! Я иногда думаю, что это будет так, но этого никогда не случится! Я получила с Бетингом Джоем ответ на письмо, которое писала в Виньярд.

Пратт затрясся.

— Я не смела сказать вам, дядюшка, что не получено никаких известий ни о капитане Дагге, ни о ком-либо из его экипажа. О шхуне нет никаких известий с тех пор, как она отплыла из Рио. Друзья капитана Дагге так же заботятся о нем, как мы о несчастном Росвеле. Они думают, что оба корабля остались вместе и подверглись одинаковой участи.

— Если Гарнер, — вскричал Пратт энергично, насколько позволяла ему его слабость, — позволил Дагге сопровождать себя, то он заслужил кораблекрушение, хотя самая тяжелая потеря всегда падает на арматора!

— Но, дядюшка, лучше думать, что обе шхуны находятся вместе в этих ужасных морях, нежели предполагать, что они разделились и порознь подверглись опасностям.

— Вы говорите с легковерностью, свойственною женщинам, и если бы вы знали все, то не говорили бы так!

— Вы часто так говорите об этом, дядюшка, и я боюсь, что у вас есть какая-то тайна. Почему вы не доверитесь мне и не откроете ее?

— Ты, Мария, очень добрая девушка, — отвечал немного успокоенный Пратт, — у тебя прекрасная душа, но ты ничего не знаешь об охоте за тюленями и ничего не знаешь о том, что называется заботой о своем имуществе.

— Я желала бы знать все подробности о путешествии Росвеля, — сказала Мария довольно громко, так как знала, что Пратт еще многого не открыл ей.

Пратт несколько минут молчал.

— Надо, Мария, чтобы ты знала все, — наконец сказал он ей. — Гарнер отправился отыскивать тюленей на островах, указанных мне Дагге, который умер полтора года тому назад, — островах, о которых знает только один он, если верить его словам. Товарищи, с которыми он пристал к этим берегам, почти все умерли, и только мне открыл он свою тайну.

— Я уже давно подозревала это, а также подозревала, что виньярдцы знают кое-что об этих островах, если судить по действиям капитана Дагге.

— Но, Мария, Гарнер, кроме охоты за тюленями, имеет и еще одно поручение.

— Я вас не понимаю, сударь! Ведь Росвель отправился на охоту за тюленями?

— Конечно, в этом нечего сомневаться, но в дороге может быть очень много остановок.

— Вы хотите сказать, сударь, — проговорила Мария с беспокойством, — что Росвель должен где-нибудь остановиться? Вы говорите о Западной Индии?

— Послушай, Мария, посмотри, не отворена ли дверь! И теперь, дитя мое, подойди ко мне, потому что не могу же я кричать о том, что хочу сказать только тебе. Сядь тут и не смотри такими глазами, как будто бы ты ими хочешь съесть меня, потому что в таком случае память мне может изменить, и тогда ты не все узнаешь. Может быть, я сделал бы лучше, если бы сохранил тайну.

— Совсем нет, если она хоть сколько-нибудь касается Росвеля! Вы мне часто советовали выйти за него замуж, и я должна знать о нем все, если вы только хотите, чтоб я была его женою.

— Да, Гарнер будет превосходным мужем, и я советую тебе выйти за него. Ты, Мария, дочь моего брата, и я обращаюсь с тобою так, как будто ты моя дочь.

— Да, сударь, я знаю это. Но что вы хотите сказать о Росвеле и его остановках, которые он может сделать в дороге?

— Ну, надо, Мария, чтобы ты знала, что и это путешествие основано на рассказе того моряка, который умер у нас в прошедшем году. Я был ласков с ним, как ты можешь припомнить, а он был благодарен.