Мария вздохнула, потому что знала, как мало жертвовал Пратт из своих доходов на «благодарность» кому-либо.

— Да, Гарнеру, кроме охоты за тюленями, надо еще кое-что приобрести, еще более важное, нежели весь груз шхуны. Жир всегда будет жиром, дитя мое, я это знаю, но золото всегда есть золото! Что ты думаешь об этом?

— Росвель должен остановиться в Рио, чтобы продать жир и вырученные деньги выслать вам золотом?

— Гораздо лучше этого, гораздо лучше этого, если он в самом деле воротится!

Сердце Марии забилось.

— Да, в этом-то и дело, если он воротится! Если Гарнер воротится, дитя мое, то я ожидаю увидеть его с большим сундуком, почти боченком, полным золота.

Пратт, сообщая это Марии, бросил вокруг себя испуганный взгляд, как будто бы он боялся того, что слишком много сказал. Но около него была его племянница, дочь его родного брата, и эта мысль успокоила его.

— Каким же образом Росвель достанет золото, если не продаст своего груза? — спросила озабоченная Мария.

— Это другой вопрос. Я тебе, дочь моя, скажу все, и ты увидишь необходимость хранить тайну. Дагге, не тот, что снарядил другого «Морского Льва», но его дядя, который умер здесь, у вдовы Уайт, этот Дагге говорил мне о скрытом сокровище.

— О скрытом сокровище! Но кем же оно скрыто, дядюшка?

— Скрыто моряками, которые в открытом море не боятся накладывать руку на имущество других, и которые оставляют свою добычу в безопасном месте до того времени, когда смогут притти и взять его. По рассказу Дагге, оно состоит из самых чистых дублонов, хотя в нем есть и несколько тысяч английских гиней.

— Итак, дядюшка, Дагге был пират? Ведь все, похищающие имущество другого, не что иное, как пираты.

— Нет, совсем не он, но тот, кто сообщил ему тайну, был пират и был в той же тюрьме, в которой сидел сам Дагге.

— Но, я уверена, Росвель знает, что богатство, нажитое воровством, принадлежит тому, у кого оно украдено.

— А кто его законные хозяева? Я вас спрашиваю. Это золото было отнято у того, у другого, и, наверное, у множества людей. Нет, Мария, нельзя предъявить ни одного требования на какую-либо из этих золотых монет. Они все потеряны для их владельцев и будут принадлежать тому человеку, который сумеет овладеть ими и который в свою очередь сделается законным их владетелем.

— Мне очень печально, дядюшка, что Росвель обогатится таким образом!

— Ты говоришь, как молодая, легкомысленная женщина, не знающая своих собственных прав. Мы не похищали золота; те, которым оно принадлежало, потеряли его назад много лет, и они теперь, может быть, уже умерли или позабыли о нем, к тому же им нельзя будет узнать ни одной из своих монет. Мария, дитя мое, никогда не повторяй того, что я говорю тебе об этом.

— Не бойтесь, сударь, но я надеюсь, что Росвель никогда не дотронется до подобного богатства. Он слишком честен, чтобы обогатиться таким образом.

— Ну, ну, не говори более, дитя мое, твои мысли слишком романтичны. Дай мне несколько укрепляющих капель, потому что я устал от этого разговора. Я уже не тот, что был, Мария, и не проживу долго. Возьми газету и посмотри известия, относящиеся к китовой ловле.

Мария не заставила повторять, и ее глаза скоро упали на следующую заметку:

«С прибытием „Сестер Близнецов“ из Стонингтона мы узнали, что судно встретило лед в южном полушарии, очень далеко на севере, где уже несколько лет его не встречали. Охотники за тюленями едва проложили в нем себе дорогу, и даже корабли по направлению к мысу Доброй Надежды окружены льдом».

— Вот что, Мария! — вскричал Пратт.