— Я знаю его по наслышке и уверен, что он сделал все, что мог. Так как тендер, о котором я уже сказал, плыл возле брига во время штиля, то оба капитана долго разговаривали, и виньярдец уведомил нас о близкой смерти нашего родственника. Мы хорошо знали, что ничто не может спасти его. Так как мой дядя приглашал такого известного доктора, живущего довольно далеко, то я предполагаю, что наш родственник должен был оставить кое-что после себя.

Этот вопрос был очень естествен, и, к счастью, у Пратта ответ был готов.

— Моряки, корабли которых приходят из далеких стран и пристают к нашим берегам, — сказал он, улыбаясь, — редко бывают обременены богатствами. Если у человека их ремесла есть состояние, то такой счастливец пристает к берегу какого-нибудь большого порта и там берет карету, которая отвозит его в первую гостиницу.

— Я надеюсь, — сказал племянник, — что мой родственник никому не был в тягость.

— Нет, — отвечал Пратт. — Сначала он продавал некоторые принадлежащие ему вещи и таким образом жил. Так как он поселился в жилище бедной вдовы, то я думал, что сделаю угодное друзьям умершего, если разочтусь с ней. Нынче утром я сделал это, и она дала мне квитанцию, как вы видите, — прибавил он, показывая гостю бумагу;- чтобы сколько-нибудь оградить свои издержки, я велел перенести к себе чемодан умершего, и он теперь наверху, готовый к осмотру. Он легок, и я не думаю, чтобы в нем было много золота или серебра.

Виньярдец казался разочарованным. Было так естественно предполагать, что человек, отсутствовавший в течение пятидесяти лет, возвратился с плодами своих трудов, и потому он ждал лучших результатов от своего путешествия в Ойстер-Понд.

Племянник Дагге продолжал делать вопросы и получать не менее уклончивые и сдержанные ответы. Через четверть часа разговора, в котором была рассказана вся история чемодана, решили приступить немедленно к осмотру оставшегося после Дагге имущества. Все, не исключая и Марии, собрались в комнате Пратта, посредине которой поставили чемодан.

Глаза всех были устремлены на этот чемодан, потому что каждый, исключая Пратта, предполагал, что в нем есть что-нибудь. Только вдова Уайт могла бы сказать, что есть в нем, потому что она раз двенадцать перешарила его, хотя, надобно сказать правду, не вынула из него и иголки. Делала она это не из жадности, а из любопытства. Она не только пересмотрела все вещи, находившиеся в чемодане, но даже перечитала все бумаги, которые были в нем, и полдюжины писем. Из всех этих розысков любознательная женщина ничего не узнала. Только одна вещь ускользнула от ее осмотра, это маленький крепко запертый ящичек. Ей очень хотелось бы посмотреть, что находилось в нем, и даже были минуты, в которые она пожертвовала бы пальцем, чтобы открыть его.

— Вот ключ, — сказал Пратт, вынимая его из ящика стола. — Я думаю, что он отопрет замок. Мне помнится, что я видел, как Дагге сам отпирал им один или два раза.

Росвель Гарнер, самый младший из собравшихся, взял ключ и отпер чемодан. Все, кроме Пратта, были обмануты в своих ожиданиях. Чемодан не только был наполовину пуст, но и предметы, в нем заключавшиеся, были самые простые: то была одежда моряка, видевшего лучшие дни, которая могла принадлежать только матросу.

— В нем нет совершенно ничего, что могло бы вознаградить путешествие из Виньярда в Ойстер-Понд, — сухо сказал Росвель Гарнер. — Что делать со всем. этим, господин Пратт?

— Самое лучшее — вынуть из чемодана все вещи одну за другой и порознь пересмотреть их. Так как мы уже начали это, то и будем продолжать.

Молодой человек повиновался и, вынимая каждую вещь из чемодана, называл ее, а потом передавал ее тому, кто считал себя наследником матроса.