|
У другого хозяина, не столь человеколюбивого, как этот колонист, она подверглась бы жестокому наказанию по выздоровлении за убыток, причиненный ее хозяину. -- Что прикажете сделать с этим шалуном? -- спросил староста. -- Он заслуживает наказание за то, что остановил фабрикацию и изувечил одну из ваших невольниц. -- Какого он поведения? -- Что касается этого, господин Вилль, то уверяю вас, что отличного. Он работает так усердно, как ломовая лошадь. Немного задумчив, но смирен как ягненок и кроток как голубь. -- В самом деле? Ну так я возьму его к себе во двор... Этот каналья Юпитер, которому я поручил моих собак, день ото дня становится негоднее... Я отошлю его к тебе на завод для замены этого... Умеет ли он говорить по-английски? -- Коверкает кое-как несколько слов, но он очень хорошо понимает знаки. -- Ну, кончено!.. Я беру его... но наперед, чтобы не делать потачки таким шалостям, влепи ему несколько ударов... так пустяки... для примера, только поскорее... ибо жена моя и дочь ожидают меня к завтраку... и я хочу возвратиться домой пока еще не так жарко. -- В таком случае, господин Вилль, я влеплю ему дюжину... -- Как дюжину?.. -- Да сударь! -- ответил староста, махнув плетью. -- А! я и забыл было совсем!.. Да, да, дюжину... а потом пришли его ко мне тотчас же. Вследствие этого приказания Атар-Гюль был привязан к столбу и высечен. Спокойствие и прежняя улыбка не оставили его ни на минуту. Он не кричал и не плакал; даже радость и удовольствие выражались на его лице в то время, как он получал удары. И точно все исполнялось по его желанию. После некоторого приключения он имел только одну единственную цель: сблизиться с господином Виллем и быть принятым в его семействе. Ибо он питал теперь в своем сердце две весьма различные ненависти: к Брюлару и к колонисту. Но ненависть, которую он имел к Брюлару была ничтожна в сравнении с той, которую он чувствовал к господину Виллю. Когда наказание кончилось, Атар-Гюль связал в узел свои пожитки и поспешил помочь господину Виллю сесть на лошадь, который, тронутый его усердием и не злопамятством, шутя, слегка потрепал его по щеке. Атар-Гюль отправился в дом колониста, не простившись даже с Нариной; он забыл и любовь... И что такое любовь в сравнении с глубокой, сильной африканской ненавистью. Когда колонист возвратился домой, то солнце сильно пекло, а потому он очень сожалел, что не взял с собой большого зонтика, и понукал свою лошадь, как вдруг звук знакомого голоса заставил его вздрогнуть... Он ехал по длинной аллее из густых тамарнитовых деревьев, как вдруг из-за кустарников выбежала ему навстречу, прелестная как роза, веселая, молодая девушка... Это была Женни, его дочь... За ней шел красивый молодой человек, неся большой зонтик и ведя под руку престарелую женщину... Это были Теодорик, жених Женни, и госпожа Вилль. -- Берегись, берегись, Женни, -- сказал колонист, -- лошадь придавит тебе ножку. |
