|
Насколько тяжкой была его участь, нам еще предстояло вскоре убедиться. Казалось, это было грозным возмездием за его дела. Мы были настроены торжественно и серьезно и переговаривались друг с другом вполголоса. -- Можете снять наручники, -- сказал нам Волк Ларсен вечером, когда мы стояли у его койки, обсуждая, как нам с ним быть. -- Это совершенно безопасно -- я ведь паралитик. Теперь остается только ждать пролежней. Он опять криво усмехнулся, и глаза Мод расширились от ужаса; она невольно отвернулась. -- А вы знаете, что улыбка у вас кривая? -- спросил я его, думая о том, что ей придется ухаживать за ним, и желая избавить ее от этого неприятного зрелища. -- В таком случае я перестану улыбаться, -- хладнокровно заявил он. -- Я и сам думал сегодня, что не все ладно. Правая щека словно окаменела. Да, уже три дня, как начали появляться эти признаки, -- правая сторона временами как бы засыпала -- то нога, то рука. -- Значит, улыбка у меня кривая? -- спросил он, помолчав. -- Ну что ж, отныне прошу считать, что я улыбаюсь внутренне, -- в душе, если вам угодно, в душе! Учтите, что я и сейчас улыбаюсь. И несколько минут он лежал молча, довольный своей мрачной выдумкой. Характер его ничуть не изменился. Это был все тот же неукротимый, страшный Волк Ларсен, заключенный, как в темнице, в своей омертвевшей плоти, которая была когда-то такой великолепной и несокрушимой. Теперь она превратилась в оковы и замкнула его душу в молчание и мрак, отгородив его от мира, который был для него ареной столь бурной деятельности. Никогда больше не придется ему спрягать на все лады глагол "делать". "Быть" -- вот все, что ему осталось. А ведь именно так он и определял понятие "смерти" -- "быть", то есть существовать, но вне движения; замышлять, но не исполнять; думать, рассуждать и в этом оставаться таким же живым, как вчера, но плотью -- мертвым, безнадежно мертвым. А мы с Мод, хоть я и снял с него наручники, никак не могли привыкнуть к его новому состоянию. Наше сознание отказывалось принять его. Для нас он оставался полным скрытых возможностей. Нам казалось, что в любую минуту он может вырваться из оков плоти, подняться над нею и сотворить что-то ужасное. Столько натерпелись мы от этого человека, что даже теперь ни на секунду не могли избавиться от внутреннего беспокойства. Мне удалось разрешить задачу, вставшую передо мной, когда стрела оказалась слишком короткой. Изготовив новые хват-тали, я перетянул нижний конец фок-мачты через планшир, а затем опустил мачту на палубу, после чего при помощи стрелы поднял на борт грота-гик. Он был длиной в сорок футов, и этого оказалось достаточно, чтобы поднять и установить мачту. При помощи вспомогательных талей, которые я прикрепил к стреле, я поднял гик почти в вертикальное положение, а потом упер его пяткой в палубу и закрепил толстыми колодками. Обыкновенный блок, который был у меня на стреле, я прикрепил к ноку гика. |
