|
Это сообщение было предано гласности всеми средствами информации на Новой Зеландии и в Австралии, притом с достаточно едкими комментариями. Через несколько дней в этих странах был объявлен бойкот французским самолетам и судам. А также товарам. Затем почтовые работники дружно отказались обрабатывать корреспонденцию и обеспечивать телефонную связь с Францией. Были подложены бомбы в помещения французских консульств и фирм в Сиднее и Окленде. Поскольку среди пленников находилось четверо французов, даже французская пресса стала интересоваться проблемой ядерного оружия. Правда, большинство газетчиков возмущалось главным образом тем, как расточительно расходуют средства французских налогоплательщиков, но кое-кто начал задаваться вопросом, как обстоит дело со здоровьем и свободой полинезийцев. Было очевидно, что «Фри» гораздо лучше, чем новозеландское судно, справилось с важной задачей: при дать больше уверенности противникам взрывов на Моруроа и снабдить их новыми аргументами.
Явно недовольное тем, что военное командование на месте не сумело справиться с кучкой помешанных хиппи, французское правительство направило во Француз скую Полинезию Ашиль-Фульда. 22 июля он прибыл на Хао для дружеской беседы с участниками голодовки. Стремясь обеспечить непринужденную атмосферу, он предложил им виски с содовой. Однако жажду испытывал только Дэвид Моуди, да и тот ограничился обыкновенной водой. Ашиль-Фульд заявил, что он сам моряк, а потому отлично понимает их тревогу за свое судно. Но они волнуются понапрасну: «Фри» стоит у Моруроа в полной сохранности, тамошний комендант даже любезно обещал устранить небольшие повреждения, причиненные судну во время захвата и буксировки. Сразу после этого «Фри» будет отбуксировано или отправлено своим ходом на Хао, и все смогут разъехаться по домам, ибо они совершенно свободны. Все время были свободны, хотя некоторые принятые по отношению к ним меры могли создать у них превратное впечатление. Моуди молча выслушал эту тираду и ответил, что он и его товарищи требуют одного: безоговорочного возвращения судна, чтобы они могли продолжать демонстрацию протеста у Моруроа. Посовещавшись, члены экипажа решили пойти еще дальше и потребовать письменного заверения, что французские корабли больше не будут их беспокоить. С точки зрения Ашиль-Фульда, это было уже чересчур, и он в гневе удалился. На другой день роль уговаривающих взяли на себя два высокопоставленных чиновника, один из которых, по фамилии Кастеллани, специально прилетел из Парижа. Но Моуди и его товарищи, выдерживающие голодовку уже восьмой день, стояли на своем. Военные врачи на Хао, регулярно делавшие анализы, начали серьезно беспокоиться за их здоровье и заявили, что необходим более квалифицированный уход, который может быть обеспечен только в государственной больнице в Папеэте. Военное командование, с самого начала настаивавшее, чтобы гражданские власти поскорее освободили его от них упрямцев, не замедлило воспользоваться превосходным медицинским предлогом и тотчас приказало отнести их на военный самолет, вылетающий в Папеэте. Голодающие чуть ли не с грустью прощались со своими личными охранниками, к которым уже успели привязаться. Да и те долго стояли с печальным видом на аэродроме и махали вслед улетающему самолету. Генерала Пари де Боллардьера ожидало еще более роскошное и продолжительное путешествие. Его отнесли на другой самолет, который вылетел с единственным пассажиром через Мартинику в Париж! По прибытии генерала отвезли в госпиталь и особым правительственным постановлением досрочно проводили на пенсию… Высшим представителем гражданской власти на Таити по-прежнему был губернатор Анжели, обожавший, как известно, прибегать к колониальному указу 1932 года, который позволял ему без всяких формальностей высылать неугодных лиц. И как только команда голодающих была доставлена в больницу в Папеэте, туда явился жандармский капитан с аккуратно оформленным документом, объявляющим их «персона нон грата», которые подлежали немедленной высылке. |
