Эдуард Тополь. Московский полет
_ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
_1_
В баре было полутемно. За стойкой, на высоких стульях, сидели два мужика, один -- в техасской шляпе и. высоких рыжих бутсах, второй -- в
шортах и в черной безрукавке с надписью "Давайте убьем всех адвокатов!". Оба пили пиво и смотрели бейсбол по телевизору.
Я сел на крайний стул, сказал толстой барменше- пуэрториканке:
Бренди, плиз.
What [Что]?-- спросила она.
Бренди...-- повторил я.
What?
Она наклонилась, положив передо мной на стойку свои пудовые испанские груди.
Бренди,-- сказал я в третий раз, внутренне закипая.
What does he want [Что он хочет]?-- повернулась она к двум мужикам.-- I don't understand [Я не понимаю].
Я почувствовал, что мое лицо стало белым, но, сдержав себя, сказал:
Би -- ар -- эй -- эн -- ди -- вай.
Тут барменша посмотрела на меня с еще большим недоумением:
What? What?
Я совершенно психанул, взял у нее из нагрудного карманa авторучку и написал на салфетке:
Не wants a brandy [Он хочет бренди], -- прочел барменше тот, который хотел убить всех адвокатов.
Ah, brandy!-- воскликнула барменша и отошла с таким видом, словно до этого я говорил с ней по-китайски.
Конечно, она принесла мне рюмку бренди, но эта рюмка уже не помогла мне. В этой е... Америке даже безграмотная пуэрториканка считает меня
человеком второго сорта, поскольку за десять лет я не научился говорить слово "бренди" так, как она. А как я сказал, ф... йо мазер! Бренди есть
бренди -- или нет?
Я залпом выпил эту вонючую рюмку, швырнул на стойку три доллара и ушел, хлопнув дверью. И с узкого тротуара сразу шагнул на мостовую, но
тут же испуганно, отпрянул -- мимо с оглушительным воем и ослепив меня фарами, вдруг промчалась машина, потом -- вторая, третья.
F... your [Вашу мать]!..-- громко крикнул я им и увидел, что рядом хлопают петарды, а вдали, над Бостонским заливом, в черноте неба вдруг
рассыпались огненные шары фейерверка.
Я вспомнил, что сегодня 4 июля и что, наверно, там на набережной, среди праздничной публики смотрят сейчас фейерверк Лиза и Ханочка. И я с
ненавистью сказал этим огненным шарам фейерверка: F... you too!
И пошел прочь -- за причал яхт-клуба, к темной воде, от которой пахло гнилыми крабами. Отсюда не был виден этот ср... Бостон с его
праздничным фейерверком, потому что огромный утес, как верблюжий горб, торчал тут рядом с берегом и перекрывал перспективу. Днем во время
отливов вода тут отступает настолько, что можно посуху пройти на этот утес, и я часто приходил сюда с дочкой, мы назвали этот утес Ханочкин
остров. Лежа на теплом граните, я рассказывал ей про собак, кошек, воронят и ежей, с которыми я дружил когда-то, в своей прежней жизни -- в
России...
А по ночам на этом Ханином острове устраивается молодежь -- любители пива, марихуаны и рок- музыки. Но сейчас они все там, на празднике, и
я мог легко приступить к тому, что задумал. Однако эта сволочь барменша выбила меня из колеи, и теперь, будучи в бешенстве, я уже не мог
топиться. Да, да, наверно, в бешенстве можно выброситься из окна или вскрыть себе вены, но топиться в бешенстве нельзя -- это я понял сразу, как
только пришел на берег.
Но куда мне деваться? Как жить? Десять лет я писал книги об империи зла с такой страстью своего желчного еврейского сердца, что советские
газеты утверждали, будто эти книги распространяет ЦРУ.
|
