Изменить размер шрифта - +
За окном, в молельном зале сидели двое -- ребе Зальц, которого я знаю давно, и еще один,

незнакомый лысый толстяк. Они сидели за Торой, но не молились, а что-то обсуждали, весело жестикулируя руками. Десять лет назад, когда я приехал

в Америку и ходил по Нью- Йорку в надежде встретить миллионера и соблазнить его своим гениальным, как у каждого эмигранта, кинопроектом, этот

ребе Зальц дал мне первую работу. Не знаю, как в других странах, но в США человека, который дал вам первую работу, помнят всю жизнь -- почти как

первую женщину. Тогда, летом 1989 года, кто-то сказал мне, что еврейской организации "Призыв" нужен русский редактор, и так я попал на угол 25-й

стрит и Пятой авеню, в офис Зальца.
      Зальц -- высокий и похожий на грача 40-летний раввин с узкой д' артаньяновской бородкой, в отличном темно-синем костюме, с большим

простуженным носом и с перхотью на плечах -- глянул на меня неожиданно веселым и открытым взглядом. Перед ним стоял худой и голодный русский

еврей, потный от августовской жары и с лицом, на котором даже бритвой "Shick" невозможно было сбрить отчаяние первых месяцев эмиграции. Он

сказал:
      Я знаю несколько русских слов -- "еп твой мать", "жидовска морда" and "п...".
      От изумления у меня отвисла челюсть: наконец хоть один американец сразу, с первых слов, заговорил со мной, как с равным. И не рассказывает

мне о том, как в двадцатых годах его родители-эмигранты работали в Америке за полдоллара в день, и потому мне нужно начинать с того же.
      Уже через минуту я узнал, что ругаться по- русски ребе Зальца научили лучшие специалисты в этой области -- киевские гэбэшники. Оказалось,

что пять лет назад Зальц побывал туристом в СССР и, находясь в Киеве, поехал в Бабий Яр, постелил там на земле коврик и стал молиться в память о

тех 200 тысячах евреев, которых немцы расстреляли в Бабьем Яре во время второй мировой войны. Но не. успел Зальц дочитать Кадиш, как подкатила

черная "Волга", киевские гэбэшники бросились на него, скрутили, привезли в подвал украинского КГБ и ровно трое суток били и пытали голодом и

холодом, требуя, чтобы он сознался, что он американский шпион. За эти трое суток они сломали ему два пальца на левой руке, научили русскому мату

и сделали из него профессионального антисоветчика -- вернувшись в США, Зальц немедленно основал эту организацию "Призыв" и на тонкой папиросной

бумаге стал печатать еврейские религиозные брошюры на русском языке, а потом по каким-то секретным каналам засылал эти брошюры в СССР.
      Я тут же зауважал этого простуженного грача. Но когда я открыл одну из его брошюр, мое лицо свело, как от зубной боли: они были написаны

таким жутким языком и с таким количеством грамматических ошибок, что, конечно, никто в России не читал их дальше второй строки.
      Well,-- сказал Зальц, увидев выражение моего лица. Конечно, это нужно слегка отредактировать. Ты сможешь? Я буду платить тебе 150 долларов

в неделю.
      Я понимал, что эти книжки нельзя редактировать, а нужно писать заново. Но в то время я жил на доллар в день, и 150 в неделю были для меня

как контракт с Голливудом. Потому за пять следующих недель я прочел в библиотеке манхеттенской иешивы штук сорок книг по еврейской религии,

изданных в России и в Польше еще в двадцатые годы, и написал современным русским языком пять брошюр -- о еврейских праздниках, о кошерной пище,

о субботе и еще толстый сборник избранных еврейских сказок из "Агады".
Быстрый переход