Изменить размер шрифта - +
Я думал, что
его  наблюдения над жизнью имеют отрешенный характер,  а  потом увидел,  что
нет, он пытается употребить их для практических целей.
     Едва  поступив в университет,  он ту  же  начал активничать в  комитете
комсомола, скоро  стал комсоргом  нашего курса  и кандидатом в  члены  КПСС.
Половой  линии  он  тоже  из  виду  не  выпускал  и  сошелся  с одной  нашей
студенткой, которая была внучкой исторического и  героического большевика и,
кроме того, как и Лешка, горела на комсомольской работе.
     На втором курсе Лешка одновременно собирался жениться на этой студентке
и  перейти из  кандидатов  в полноправные члены  партии. В это  же время его
рекомендовали в комсомольские вожаки  факультета, то есть на пост, начиная с
которого иные Лешкины предшественники добрались до самых верхов власти.
     И  вот его  выдвинули  и  должны  были  голосовать и исключительно  для
проформы спросили публику, есть ли у кого-нибудь отвод.
     И тут на трибуну вышла заплаканная Лешкина невеста и  сказала, что, как
ей ни трудно, она должна заявить товарищу  Букашеву отвод,  потому что он  -
человек  с  двойным  дном: на  публике  говорит одно, а в частных разговорах
другое. Например, в разговоре с ней он назвал Ленина Вовка-морковка.
     Времена были  уже либеральные,  поэтому  из  университета  Букашева  не
исключили. Но  партийного  билета он не получил,  вождем  его не избрали, и,
больше того, в комсомоле он  остался, но  со строгачом  в личном  деле. Ни о
какой  большой карьере  речи уже  быть  не  могло, и на радио Лешка  работал
репортером  самого  низшего  разряда,  писал  о   передовиках  производства,
скоростных плавках и высоких удоях.
     Служебное его положение и зарплата росли очень медленно, пока он опять,
причем почти случайно, не вышел на партийно-половую линию.
     Он где-то познакомился с дочкой  заместителя министра иностранных дел и
тут уж  своего  шанса не упустил. Женился, вступил  в партию и  стал  быстро
наверстывать упущенное.
     Мы  с ним  тогда  поссорились, и судьбы  наши пошли в разные стороны. Я
стал  диссидентом,  меня  исключили  из  Союза писателей  и даже  собирались
посадить, а он, наоборот, быстро шел в гору, стал политическим комментатором
на телевидении, ездил за границу, выполняя там какие-то важные поручения,  и
даже, как я слышал, входил в группу сочинителей, писавших книги за Брежнева.
Само собой понятно, что в те годы мы с  ним в Москве  не  встречались, а вот
здесь, в Мюнхене, встретились.

    ГАВАЙСКИЕ ОСТРОВА



     -  Ну  привет,  - сказал  он дружелюбно и протянул  руку,  которую мне,
может, не стоило замечать. Но должен  признаться, что  моей принципиальности
на такие церемониальные движения никогда не хватало.
     Пожав его руку, я спросил, как он оказался в Мюнхене.
     - Да так, - сказал он, по-прежнему усмехаясь. - Приехал посмотреть, где
чего дают.
     Желая как-то его уязвить, я спросил, неужели ему не  хватает того,  что
дают в ГУМе.
Быстрый переход