Я думал, что
его наблюдения над жизнью имеют отрешенный характер, а потом увидел, что
нет, он пытается употребить их для практических целей.
Едва поступив в университет, он ту же начал активничать в комитете
комсомола, скоро стал комсоргом нашего курса и кандидатом в члены КПСС.
Половой линии он тоже из виду не выпускал и сошелся с одной нашей
студенткой, которая была внучкой исторического и героического большевика и,
кроме того, как и Лешка, горела на комсомольской работе.
На втором курсе Лешка одновременно собирался жениться на этой студентке
и перейти из кандидатов в полноправные члены партии. В это же время его
рекомендовали в комсомольские вожаки факультета, то есть на пост, начиная с
которого иные Лешкины предшественники добрались до самых верхов власти.
И вот его выдвинули и должны были голосовать и исключительно для
проформы спросили публику, есть ли у кого-нибудь отвод.
И тут на трибуну вышла заплаканная Лешкина невеста и сказала, что, как
ей ни трудно, она должна заявить товарищу Букашеву отвод, потому что он -
человек с двойным дном: на публике говорит одно, а в частных разговорах
другое. Например, в разговоре с ней он назвал Ленина Вовка-морковка.
Времена были уже либеральные, поэтому из университета Букашева не
исключили. Но партийного билета он не получил, вождем его не избрали, и,
больше того, в комсомоле он остался, но со строгачом в личном деле. Ни о
какой большой карьере речи уже быть не могло, и на радио Лешка работал
репортером самого низшего разряда, писал о передовиках производства,
скоростных плавках и высоких удоях.
Служебное его положение и зарплата росли очень медленно, пока он опять,
причем почти случайно, не вышел на партийно-половую линию.
Он где-то познакомился с дочкой заместителя министра иностранных дел и
тут уж своего шанса не упустил. Женился, вступил в партию и стал быстро
наверстывать упущенное.
Мы с ним тогда поссорились, и судьбы наши пошли в разные стороны. Я
стал диссидентом, меня исключили из Союза писателей и даже собирались
посадить, а он, наоборот, быстро шел в гору, стал политическим комментатором
на телевидении, ездил за границу, выполняя там какие-то важные поручения, и
даже, как я слышал, входил в группу сочинителей, писавших книги за Брежнева.
Само собой понятно, что в те годы мы с ним в Москве не встречались, а вот
здесь, в Мюнхене, встретились.
ГАВАЙСКИЕ ОСТРОВА
- Ну привет, - сказал он дружелюбно и протянул руку, которую мне,
может, не стоило замечать. Но должен признаться, что моей принципиальности
на такие церемониальные движения никогда не хватало.
Пожав его руку, я спросил, как он оказался в Мюнхене.
- Да так, - сказал он, по-прежнему усмехаясь. - Приехал посмотреть, где
чего дают.
Желая как-то его уязвить, я спросил, неужели ему не хватает того, что
дают в ГУМе. |