– Сережа, но вы же мне обещали!
– Обещал. Но я не обещал попутно погубить массу людей и передать вас в руки разбежавшихся зеков.
Нет, она просто не слышит меня, и все тут. Вообще не слышит. Ее не везут в «Шешнашку», и это все, что она вынесла из нашего разговора. Ее обманули, она пригрела на груди змею в моем лице. А эти то две овцы малолетние чего молчат? Как лаборатории взрывать, так они впереди планеты всей, а теперь что, тоже просто едут к папе, потому что им «обещали»?
– Но он назначил нам встречу у Кирилла! – вновь заявила Дегтярева.
– Когда он ее назначил? – поднял в удивлении брови я. – Когда можно было просто купить билет и ехать! А не когда уцелело меньше… не знаю… четверти от всего человечества. Или десяти процентов. Если бы я назначил вашей дочери свидание на завтра, на предмет пойти в Большой театр, вы бы ее тоже туда отправили? Даже, если бы у меня сохранились билеты, купленные заранее?
Дегтярева лишь плотнее сжала губы и отвернулась.
– Я не хочу к зекам. – неожиданно сказала ей Ксения. – И я не хочу, чтобы погибли люди для того, чтобы отвезти нас в Садов. Из-за меня и так погибли люди уже. Этого достаточно. Сначала они погибли в честь моих политических взглядов, теперь другие люди погибнут, чтобы я попала к папе. Ма, так получается? Чего мы потом захотим, после того, как нас туда довезут?
Слава богу, хоть кто-то понял что-то, из того, что было сказано вслух. Не ожидал, что это будет Ксения, но это даже лучше.
– Мама, ты не должна ехать. – вступила в разговор Аня.
Ну, и ей спасибо. Не хочется мне идти на крайние меры, вываливая правду, но если дело дойдет до того, что «или-или», то вывалю. Не задумываясь. И еще мне кажется, что Дегтярева в глубине души чувствует, где правда. И тем, что она рвется в Горький-16, она пытается эту самую правду преодолеть, изменить.
– Дочь, почему? – поджав губы, повернулась Дегтярева к дочери.
– Потому, что ты будешь мешать. – жестко ответила Аня. – Потому, что ты обуза. Потому, что из-за тебя погибнут все. Потому, что ты ничего не умеешь из того, что необходимо для этого похода. Ты умеешь сидеть в машине и давать себя везти туда, куда тебе надо. Этого недостаточно.
Дегтярева глубоко вздохнула. Я ожидал, что она обидится. Но она разозлилась.
– Я еду не только к мужу, но и к твоему отцу, если ты помнишь. Тебе это безразлично? – сказала она ледяным тоном.
Аня открыла рот, чтобы ответить, но вместо нее снова влезла Ксения:
– А остальные к чьему отцу и мужу едут? А, мам? Какая у тебя на этот счет теория? Едем к отцу и мужу мы с тобой, но везут нас совсем другие люди. И голову под пули тоже они подставляют, не мы. Нас охраняют, оберегают, следят, чтобы мы не простудились. И только один из них нашего отца знает, остальные даже не слышали о нем.
– Твой отец может создать вакцину! – почти выкрикнула Алина Александровна.
– Пока он создал только заразу, которая убила этот мир! А я ее выпустила! А вакцину и без него создадут! – злым шепотом ответила Ксения, и у нее задрожала нижняя губа. – Без сопливых обойдутся! И уж тем более без нас! Семейство Дегтяревых уже сделало для мира все что способно сделать, и даже больше. Пока за нами только разгребали дерьмо. И вытаскивали нас из него.
Из ее огромных, миндалевидных глаз покатились неожиданно быстро выступившие слезы. Тонкое, породистое лицо искривилось, губы задрожали, она разревелась. И следом за ней Алина Александровна. А я отвернулся. Пусть теперь сами разбираются, у меня теперь и так хлопот прибавилось. Если на нас открыт сезон охоты, то думать обо всем следует больше вдвойне. И втройне меньше – о чьих то чувствах.
Алина Александровна всхлипнула, вытерла глаза непонятно откуда появившимся носовым платком, затем спросила:
– Что вы хотите делать, Сережа?
– Что делать? Я оставлю вас в Гороховецком центре, где собралась самая большая армейская группировка из оставшихся. |