-  Ничего, приспособится человек. Машина приспособит, - и улыбнулся жестоковато.

    И голос его, и улыбка как-то обращали на себя внимание, и Петер спросил:

    -  Машина? Какая машина?

    -  Вообще машина. Машина с большой буквы.

    Юнгман встал, уронил табурет и даже не заметил этого. Его, кажется, прорвало:

    -  Человечество… прогресс… процветание… свобода, равенство, братство и счастье… Чушь! Человек пребывает в приятной уверенности, что он является если не центром Вселенной, то уж хотя бы царем природы здесь, на нашей планете. Чушь, чушь! С той минуты, когда первая обезьяна взяла в руки палку и привязала к ней камень, человек возник и сразу исчез, потому что появилась Машина. Нет человека в природе! Есть Машина и есть полужидкие создания, которые при ней прижились. Человек как вид давно уже не подвержен эволюции, за него эволюционирует Машина. Идет эволюция Машины, и человек является только средством этой эволюции, так сказать, мутагенным фактором. Машина вполне сознательно отбирает себе людей. Когда-то ей понадобились люди с хорошо развитой кистью - они были отобраны и дали потомство, прочие сгинули. Ей нужны люди с хорошо развитым мозгом, на случай возникновения каких-либо кризисных ситуаций - пожалуйста, человек имеет мозг, стократно превосходящий тот, который ему необходим повседневно. Машина не подчиняет себе людей, это смешно - она их отбирает и развивает в соответствии со своими потребностями. Сегодняшними своими потребностями, заметьте. Эволюция слепа. Каменный топор не знал, что ему предстоит стать бронзовым, потом железным, потом бензопилой. Он просто потихонечку превращается из одного в другое. Цели у эволюции нет. Точнее, ее никто не знает - ни Машина, ни тем более человек. Конструктор, создающий новую форму Машины - ракету, скажем, - знает о результате своей работы не больше, чем космическая частица, поражающая яйцеклетку…

    -  Подождите, Юнгман, - сказал Петер. - Машина, по-вашему, - это…

    -  Совокупность всех машин и механизмов, существующая сейчас в мире.

    -  Ага, - сказал Петер и задумался. Ему представились на миг расползшиеся по континентам железные шевелящиеся заросли, маслянисто блестящие, сверкающие, ветвящиеся, как кораллы…

    -  …как кораллы, - подхватил его мысль инженер Юнгман, и Петер снова стал его слушать. - Новые слои нарастают, старые отмирают, все это приобретает самые причудливые формы - притом старые слои не умирают сами собой, новые душат их, отнимая металл, энергию, людей - это приводит к конфликтам…

    -  И государственные границы, - напомнил Петер.

    -  Нет, - сказал Юнгман. - Это другое. Государственные границы для Машины - это как бы клеточные мембраны, они создают необходимую для развития разность потенциалов… впрочем, когда эта разность превосходит критическую, границы не выдерживают…

    -  Тогда война?

    -  Не обязательно. Аншлюсс, колонизация, свободная торговля…

    -  А война?

    -  Война, мне кажется, это когда у Машины возникает что-то вроде раковой опухоли, и она ее удаляет…

    -  Интересно, - сказал Петер. - А когда мы станем ей не нужны, нас… того?

    -  Ну что вы, - сказал инженер, - как это - не нужны? Люди всегда будут нужны Машине, они - источник ее развития, ее изменений.