Прежде, чем Артур успел улизнуть, проходящая мимо многоматерь обратила на него внимание и резко остановилась. Многоматерь была смуглокожей женщиной лет сорока, толстой и неуклюжей. Но ее глаза ярко сверкали под густыми бровями.

– Что тебе нужно? – спросила она.

Артур снова назвал себя, всей кожей чувствуя обращенные на него взгляды окружающих.

– Если я появился не вовремя, мадам…

– Меня это не касается. Марсии здесь нет. Урсула! – рявкнула женщина, оборачиваясь. – Тут еще одно чучело Марсии. Сделай с ним что‑нибудь.

И, даже не глянув на Артура второй раз, она величественно удалилась прочь. Стоящий неподалеку мужчина, высокий брюнет в фиолетовом, неприязненно ухмыльнулся в сторону Артура и потянулся всем телом, показывая игру мускулов.

К Артуру торопливо подошла запыхавшаяся многоматерь, из‑под чепца которой выбились седые пряди волос.

– У меня нет времени! – раздраженно фыркнула она. – Ну почему он явился именно сегодня, во имя Богини?!

Она крикнула вдогонку первой женщине:

– Гертруда! Он нужен тебе здесь, или…

Гертруда бросила через плечо что‑то неразборчивое, и вышла из зала. Широкое лицо Урсулы залилось краской гнева.

– Не могу же я… – начала она, и закашлялась.

За кашлем женщины и шумом разговоров в зале Артур едва расслышал еще один голос, совсем юный, пронзительный и высокий, на грани истерики:

– Это новый мужчина? Я хочу его видеть! Пустите меня! Пустите!

Хор женских голосов успокоил ее, и тут раздался еще один голос – такой же высокий, но слабый и хриплый:

– Приведите его сюда!

– Ну, пошел! – резко сказала Урсула, и отвесила Артуру пинок.

Лавируя среди групп суетящихся женщин, Артур пересек зал и очутился перед инвалидным креслом, в котором покоился маленький темный сверток. Из глубины свертка на Артура уставились неожиданно живые и пронзительные глаза, в которых было что‑то невероятно странное.

– Подойди ближе, дитя, – прохрипел слабый голос.

Артур шагнул вперед, и торопливо опустился на колени, принимая должную позу уважения. Сверток в кресле оказался женщиной, до того высохшей от старости, что она больше походила на связку сухих веток. На голове старухи был выцветший чепец с тремя остроконечными верхушками – знак того, что она является матриархом семейства.

«Неудивительно», – подумал Артур. – «Ей ведь за сотню лет».

– Встань, встань, а то я тебя не вижу, – сварливо проворчала она.

Артур поднялся на ноги. Он понял, почему глаза старухи показались ему такими странными. Они скрывались за огромными архаическими очками, за много лет словно вросшими в ее переносицу.

– Из какой семьи ты происходишь, дитя?

– Шмелтцеры из Денвера, почтеннейшая мать.

– Шмелтцеры. Так себе семейка. Продали тебя Марсии, а? Ну и что, ты рад?

– Да, почтеннейшая мать.

Старуха хихикнула.

– Может, тебе и понравится. Лучшее, на что может надеяться мужчина в своей жизни, – это послужить хорошей плодовитой женщине. Правильно?

– Да, почтеннейшая мать.

– Еще как правильно! – Она снова хихикнула и закашлялась. – О, я знаю кое‑что, чего ты никогда не узнаешь, дитя. Я могла бы рассказать тебе много удивительных вещей, если бы захотела.

Из‑за кресла появилась костистая женщина и стала озабоченно поправлять плед, в который была закутана старуха.

– Прабабушка, осторожнее, вы простудитесь! Вы же знаете, какое у вас хрупкое здоровье…

– Прочь!

Старуха гневно откинула плед, и Артур увидел коричневую пергаментную кожу, обтянувшую сухие птичьи кости.