|
– Мэм, вы сильно ошибаетесь, если думаете, что мы тут… – Ужинать хотите? Скалка угрожающе нависла на головой Джеда, и тот отступил. – Да, мэм, хотим. – Тогда шляпы и сапоги долой. – Алекс понимала, что на ее стороне лишь упрямство. Даже самый низкорослый ковбой весил фунтов на пятьдесят больше ее, и ее могли просто отодвинуть в сторону и пройти. Но она не хотела сдаваться. – Эти полки – для ваших сапог… – Что происходит? – раздался из-за двери голос Хэнка. Полные уверенности, что хозяин поддержит их, работники расступились и пропустили Хэнка вперед. – Она требует, чтобы мы сняли сапоги и шляпы, а иначе, мол, останемся без ужина! – по-жаловался Джед. Хэнк шагнул в раздевалку. Золотисто-карие глаза Алекс засверкали, когда он вошел. В этом фартуке, завязанном на тонкой талии, и со скалкой в руке она напомнила Хэнку его мать. Сара Эдем тоже не раз противостояла толпе ковбоев и всегда побеждала. У Алекс – те же за-машки. – Я не прошу многого, – сказала Алекс. – Я целый день натирала этот пол и… Хэнк прищурился. – Ты весь день натирала пол? Ее глаза устремились на Клэр. – Я имею в виду, мы потратили полдня… – Ты помогала натирать пол? – обратился Хэнк к сестре. – Я помогла намазать мастику, когда вернулась домой, – начала защищаться девушка. – Алекс уже счистила к тому времени всю грязь. Хэнк бросил сердитый взгляд на Алекс, но та гордо вскинула голову. – Неважно, кто делал работу. Я хочу, чтобы здесь было чисто. Твои парни ведут себя так, как будто находятся не в доме, а в хлеву. И ты туда же. Хэнк хотел было напомнить, кто здесь хозяин, но внезапно отступил. Острый запах свежей мастики напомнил ему прежние времена, когда были живы родители. Ему вдруг стало стыдно за то, что он в суматохе дел совсем запустил дом. А мать так его любила! И вот теперь Алекс заставила посмотреть вокруг другими глазами. Господи, а ведь дей-ствительно все покрыто толстым слоем грязи и пыли – полы, занавески, мебель! Беда в том, что Алекс абсолютно права. Хэнк не чувствовал, что здесь его дом. Ему было все равно, возвращаться на ночь домой или ночевать в палатке рядом со скотом, – но только не в последние пять дней. Пробормотав проклятье, Хэнк отвернулся от выжидающего лица. Ему нельзя уступать. Ус-тупить – значит смягчиться. А у него есть планы, и он не желает, чтобы что-то встало на его пу-ти – пусть даже пара этих ангельских глаз. Ему не нужны напоминания, как много этот дом зна-чил для его матери. Не сейчас. Уже поздно. Маховик продажи ранчо закрутился. Он не собирается отступать. Сообразив, что от него ждут ответа, Хэнк бросил тяжелый взгляд на своих работников, по-ложил шляпу на полку и стал разуваться. Работники зароптали, но сняли шляпы и принялись, кряхтя, стаскивать сапоги. – Это несправедливо! Слова Клэр донеслись с лестницы, когда Алекс мыла плиту. Напуганная резким возгласом, она сделала полшага к открытой двери из кухни в столовую. Ответ Хэнка остановил ее. Он не повышал голос, но в нем прозвучала сталь. – В жизни много несправедливости. Привыкай. – Родители разрешили Мэллори поехать! Почему не могу я? По какой причине? – Мне плевать, что разрешают родители Мэллори. Ты не поедешь туда с одной только Мэллори. Чем тебе не нравится Ривертон? Или Ландер? – Мы уже осмотрели все магазины в этих захолустных городишках. Мне надоело торчать в этой заднице! – Не смей так говорить. Осознав, что она подслушивает чужой разговор, Алекс поплотнее закрыла дверь и отошла в сторону. Но это не помогло. – Ты мне не отец! – кричала Клэр. – По какому праву ты решаешь, что мне делать? – Я – твой опекун. |
