Герцог поспешно поднялся, плеснул себе в лицо холодной воды и, быстро натянув на себя свежую сорочку и бриджи, открыл дверь в комнату Вэлы.

Он понимал, что стучать или звать девушку было бы неразумно. В этот ранний час в тишине спящего дома каждый звук раздавался особенно громко и мог разбудить тех, кто спал не слишком крепко. А ему совсем не хотелось привлекать к себе лишнее внимание.

Как он и предполагал, Вэла сладко спала.

Очень осторожно, почти бесшумно ступая в одних чулках, герцог подошел к постели и залюбовался безмятежной красотой своей новой знакомой. Длинные черные ресницы казались еще чернее на нежной белизне щек. Густые золотые волосы рассыпались по подушке и груди, едва прикрытой съехавшей на одно плечо ночной сорочкой. Она выглядела такой юной и беззащитной, что герцог устыдился вчерашних сомнений в разумности своего поступка.

Налюбовавшись представшей перед ним очаровательной картиной, герцог нагнулся к девушке и осторожно коснулся ее плеча.

Она тут же открыла глаза и, все еще погруженная в свои сны или мечты, с изумлением уставилась на него, видимо не сразу узнав своего ночного знакомого.

— Уже почти четыре, — тихо прошептал он ей.

Она шумно вздохнула, и герцог приложил палец к губам, призывая ее к молчанию.

— Ничего не говорите, — прошептал он, — поскорее одевайтесь и приходите ко мне.

Не дожидаясь ответа, герцог улыбнулся ей и, так же осторожно ступая, вернулся к себе в комнату.

Пока она собиралась, он успел натянуть сапоги, повязать шейный галстук самым незамысловатым узлом, который Дженкинс презрительно назвал старомодным, и сложил ночную сорочку и бритву.

Как раз в эту минуту в его комнате появилась Вэла в синей амазонке, шляпе с высокой тульей и полупрозрачной вуалью. Герцог с невольным восхищением подумал, что они не могла бы выглядеть неуместно и на Роттенроу.

В руках Вэла держала небольшой, туго скрученный узел, в который, как понял герцог, положила все самое необходимое, что собиралась взять с собой.

Ее взволнованный и в то же время полный искреннего доверия взгляд напомнил герцогу его любимых спаниелей, которые жили в замке. Куда бы он ни направлялся, они повсюду преданно следовали за ним.

— Я продумал, как нам следует действовать дальше, — тихо сказал он девушке. — Я сейчас спущусь вниз и посмотрю, нет ли там кого-нибудь. Если путь свободен, вы тоже спуститесь и пойдете прямо на выгон за своей лошадью.

Вэла молча кивнула.

— Полагаю, она без поводьев, и я постараюсь раздобыть их на конюшне, где стоит мой конь, а если смогу, попытаюсь найти и ваше седло. Если же мне это не удастся, мы купим вам седло при первой же возможности.

Девушка снова кивнула.

Не говоря больше ни слова, герцог подхватил свои вещи, окинул быстрым взглядом комнату, чтобы проверить, не забыл ли чего, и открыл дверь в коридор.

Там было темно и тихо. В столь ранний час гостиница еще спала. Что ж, если им повезет, то ни одна живая душа их не увидит.

Герцог осторожно, на цыпочках, спустился по деревянной скрипучей лестнице и, оказавшись внизу в холле, заглянул в дверь, находящуюся против входа в обеденный зал.

В кухне также было тихо и темно. Обернувшись, герцог кивнул Вэле, стоящей возле двери его комнаты. Она тут же подхватила юбки и почти спорхнула с лестницы, едва касаясь ступенек, так что ни одна даже не скрипнула.

Герцог открыл входную дверь, выглянул во двор и пропустил девушку вперед. Она проскользнула мимо и, выбежав во двор, завернула за угол, туда, где паслась в небольшом загоне ее лошадь. Герцог проводил девушку взглядом, затем уже спокойным, уверенным шагом направился к конторке, где хозяин гостиницы держал свои книги с записями. Там он положил две гинеи и, не таясь, спокойно вышел во двор и направился к конюшне.