Должно быть, она проследила за его взглядом, так как, опередив его вопрос, заговорила сама:

— Это принадлежало маме. Мне пришлось прятать броши от моей мачехи. Иначе она непременно отобрала бы их у меня.

— Очень разумно, — улыбнулся герцог.

Однако, говоря это, он уже понял, так как неплохо разбирался в драгоценностях, что эти бриллиантовые звезды, несомненно, очень красивые, особенно если приколоть их в волосы, были не слишком ценными. И он очень надеялся на то, что дед Вэлы окажется достаточно богатым человеком, чтобы обеспечить ей безбедную жизнь.

Внезапно ему стало не по себе, так как в голову закралась и другая, совсем неожиданная, мысль, но он тут же попытался отогнать ее.

— Поскольку вы так удобно устроились, — обратился он к ней, — а солнце сегодня так нещадно печет, то не позволите ли вы и мне снять сюртук?

— Ну, конечно, — отвечала Вэла с улыбкой.

— Я еще не поблагодарил вас за мои шейные платки, — продолжал герцог. — Никогда они не выглядели лучше, чем сейчас. Вы накрахмалили их ровно так, как предписывает Красавчик Бруммел.

— Я очень рада, что вам понравилось. Мне так хотелось угодить вам, — ответила Вэла. А затем спросила с улыбкой: — Вы хотите выглядеть как настоящий щеголь?

— Ну, что вы, разумеется, нет, — убежденно сказал герцог.

— Но я думаю, вы вполне могли бы им стать, — продолжала Вэла. — Особенно если будете повязывать свой платок так, как это сделали сегодня утром.

— Но все щеголи — это такие жеманные и легкомысленные создания. Вот если вы захотите видеть во мне истинного денди или светского льва, тогда другое дело.

— Но ведь так говорят только об очень знатных аристократах, разве нет? — спросила девушка.

Ее наивный вопрос напомнил герцогу, что она даже не подозревает о том, что он принадлежит к самой верхушке знати.

И в этот момент вся неприглядная правда предстала перед ним в своем самом откровенном обличье.

Совершенно очевидно, что Вэла до сих пор считает его не более чем обычным, стесненным в средствах провинциальным джентльменом.

Герцог представил себе, как посмеялся бы над ним Фредди. Ведь вопреки здравому смыслу он чувствовал себя почти уязвленным из-за того, что после трех дней тесного общения женщина не смогла разглядеть в нем знатного аристократа, одного из самых блестящих светских львов лондонского высшего общества.

«Что ж, Фредди бы сказал, что это очень полезно для моей души», — с горькой иронией подумал герцог, с аппетитом расправляясь с едой, которая, пожалуй, за последние дни первый раз была по-настоящему вкусной.

Вино после того, как достаточно охладилось в ручье, было очень приятным. Но в конце их скромного ленча герцог был уже не вполне уверен, виновато ли тут вино, или же на него так опьяняюще действовал вид юной красавицы, сидевшей перед ним на берегу ручья среди пестрых луговых цветов. В своей белой блузке и синей широкой юбке она сама выглядела как какой-то экзотический цветок.

Девушка в мечтательной задумчивости смотрела на весело журчащие, бегущие по камням хрустальные струи, на птиц, прилетевших к ручью напиться и затем мгновенно вспорхнувших на ветки ивы. Залитая солнечным светом, эта картина неожиданно глубоко взволновала герцога, поразив каким-то волшебным очарованием.

«Вот что произошло со мной, — подумал герцог. — Я именно очарован».

А затем он не мог не подумать со свойственным ему цинизмом, что это очарование недолговечно, что оно быстро исчезнет, едва только он окунется в привычную цивилизованную жизнь.

Наблюдая за лицом Вэлы, он догадался, что девушку что-то сильно тревожит.