– Это временно, Риа.

– Не важно. И потом, вдруг ему так понравится твое пение, что он не захочет делать тебя наложницей? Одна из девушек, которую Кархем отпустил, умела танцевать. Она радовала его несколько месяцев, а потом случилось несчастье – повредила ногу. И Кархем подарил ей свободу.

– Что же мне себе повредить тогда? – печально усмехнулась.

– Мы что нибудь придумаем, – поманила подругу к себе, а когда Эйва села рядом, достала из кармана передника три пирожка, – это тебе от Макоры. Представляешь, она переживает за тебя. Очень.

– Передай ей большое пребольшое бэригет, – взяла теплые пирожки в руки и едва не разрыдалась. – Макора хорошая. Это с виду она такая, а внутри…

– Знаю. Ворчит, может подзатыльник дать, но потом всегда пожалеет. Только к тебе она особенно прониклась. Видела бы ты, как Макора разозлилась, когда узнала, что тебя забрал Кархем. Часа два гремела посудой так, что уши у всех заложило, и даже похлебку для стражи переперчила.

– Даже так?

– Ага. Но, – закусила губу, – разозлился и еще кое кто. Я бы сказала, взбесился.

– Тарос? – широко распахнула глаза.

– Да. Головой одного из своих стол сломал. Он когда в ярости, страшнее не сыскать существа.

И почему то Эйве сразу вспомнился аромат рошки. Теперь запах этой травы всегда будет рождать образ Тароса перед глазами. Как бы то ни было, а Риа права, уж лучше петь. Кто знает, вдруг вожак действительно не захочет большего и однажды подарит свободу.

А спустя час после того, как Риа ушла, в комнату пожаловала молодая орчанка:

– Меня звать Ирхат, – вышла вперед. – Я сопровождать тебя, если ты выходить из покоев. Сейчас хотеть гулять?

Одеждой орчанка ничем не отличалась от здешней стражи – такие же кожаные штаны и жилет, на ее бедре были закреплены ножны, в которых покоился кинжал, в ушах поблескивали кольца, даже в носу было кольцо, татуировки резкими линиями пестрели на руках, голове, шее. А главное, это волосы, собранные в высокий хвост, но виски были выбриты. Оказывается, в воинах у хаватов не только мужчины, но и женщины.

– Да, хотела бы.

– Тогда одеваться. Я ждать за дверью.

Одеваться! Знать бы во что. На улице знойно, а у нее только закрытое платье да те наряды, которые принесла Фарата. Но наверно лучше закрытое, безопаснее будет.

Эйва натянула на себя уже привычное платье, быстро повязала платок и поспешила на выход. На улицу хотелось нестерпимо, раньше и дня не было, чтобы она не прошла пару километров от дома до торговой лавки отца и обратно. Он торговал тканями – хорошими, прочными. Из них люди шили себе постельное белье, шторы, балдахины.

Пока спускались на первый этаж, пока шли по парадной зале к дверям, Эйва без конца оглядывалась, так и казалось, будто за ней следят.

– Ты чего дергаться? – заметила ее страх орчанка.

– Ничего.

– Когда я радом, тебя и пальцем никто не тронуть.

Ирхат очень даже симпатичная для орчанки, но взгляд до чего суровый.

Девушки прошли в сад с каменными лавками, фонтанами, раскидистыми деревьями, что цвели буйным цветом, и беседками. И только Эйва шагнула на траву, как сразу же сбросила с ног обувку, ощутив пальцами мягкость и шелковистость зеленого ковра. Шум матери природы ласкал слух, ветер нес ароматы цветов, а солнце слепило глаза. Ирхат с интересом уставилась на свою подопечную. Фарата дала четкие указания – беречь девчонку как зеницу ока, не подпускать к ней ни гаремных, ни тем более воинов. Чем она так важна для смотрительницы? Обычная мелкая бушта.

Эйва в свою очередь подняла лицо к солнцу и что то тихо тихо зашептала.