– Нет. – Дрожащими пальцами Марианна начала расстегивать платье. – Я разденусь сама.

– Ах, до чего же ты независимая! Я тебе когда нибудь говорил, как меня восхищает это свойство?

– Даже когда ты пытаешься его уничтожить?

– Я никогда не хотел уничтожить твою волю или сломить твой дух. Я просто хотел направить их таким образом, чтобы никто, кроме меня, не мог ими наслаждаться. – Он встал, скинул с себя остальную одежду и снова уселся, чувствуя себя совершенно непринужденно, несмотря на наготу. – Однажды я гостил у султана Марокко, имевшего великолепный дворец, где он хранил свою очаровательную собственность. В то время я ему не завидовал. – Голос его звучал все глуше, пока взгляд скользил по ее теперь уже обнаженному телу. – А теперь завидую. Не пройдешь ли ты на середину комнаты?

– Зачем?

– Чтобы доставить мне удовольствие. Обещаю, что я, в свою очередь, отвечу тебе тем же.

Марианна медленно прошла через комнату. Она остро чувствовала взгляд Джордана, скользивший по ее обнаженной фигуре. Резко остановившись, она повернулась к нему.

– Это нелепо! Я чувствую себя, как рабыня, выставленная на продажу.

– Какое ужасное испытание для независимой женщины! У меня не было такого намерения. Всего несколько шагов, пожалуйста.

Марианна медлила – и вдруг поняла, чего он хочет. Она сделала еще несколько шагов и оказалась в многоцветном круге, созданном солнечными лучами, лившимися через витражное окно. Эти лучи, как теплые пальцы, прикоснулись к ее телу.

– Великолепно, – тихо проговорил он. – Ты похожа на нереиду, резвящуюся под водой.

Она посмотрела на себя и ощутила непонятное волнение, словно это была не она, а какая то странная незнакомка. Ее тело пересекали алые и золотые линии, а между ними лежали пятна мягкого розового и лилово голубого цветов. Интересно, какого цвета стали ее волосы в этом освещении? Подняв руку, она прикоснулась к ним, потом тряхнула головой – и они заструились по ее плечам тяжелой и чувственной волной. Все ее тело казалось каким то другим, посылало незнакомые сигналы мозгу, словно принадлежало уже не ей, а какой то загадочной женщине.

– Нереиды должны быть прохладными и голубыми.

– Может быть, в твоих витражах. – Она услышала, что Джордан встал с кресла. – Мои Нереиды купаются в солнечном свете и ничуть не прохладные.

Он вступил в круг света и слился с ним. Нагой. Великолепный. Полный страсти. Щеки у него осунулись, светлые глаза, устремленные на нее, сверкали.

– Разве не забавно? Скажи, ты не думаешь, что мы похожи на фигуры в витраже?

– Нет. – Она с трудом сглотнула. – Витражи должны быть выставлены на всеобщее обозрение.

– Да, я немного неприличен для всеобщего обозрения. – Его взгляд упал на ее груди. – И ты тоже, любовь моя.

Она поняла, что он имеет в виду. Даже не прикосновения, а только одного взгляда оказалось достаточно, чтобы все ее тело затрепетало и налилось страстью и сладкая боль возникла в низу живота. Он стоял перед ней: поджарый, мускулистый, перечерченный огненными лучами, и невозможно было оторвать от него глаз.

– Тебе это нравится, правда? – прошептал он. – Конечно, почему бы и нет? Когда ты делала свои прекрасные витражи, ты, наверное, иногда чувствовала, что становишься их частью. – Он помолчал. – Или хотела бы стать их частью. – Он шагнул к ней. – А теперь ты можешь это сделать.