Изменить размер шрифта - +
– Вероятно, я имел в виду только шахматы. Что же касается другой игры, то она, наоборот, с каждым днем становится все менее скучной и все более трудной.

Опять он говорит загадками – и при этом явно издевается над ней. Почему то его насмешки больно ранили девушку,

– Вы сказали, что не любите его? Ведь это ваш дом.

Джордан пожал плечами:

– Дом ничем не отличается от любого другого Места.

У нее это было не так. Она всегда любила их небольшой уютный домик, в котором родилась и который был свидетелем стольких счастливых дней ее жизни.

– Разве у вас тут было плохое детство?

Он приподнял бровь:

– Ты пытаешься выведать мои тайны?

– Почему вы не хотите отвечать на вопросы? Нас с Алексом вы все время расспрашиваете.

– Действительно. – Немного помолчав, он небрежно бросил: – Может, тебя это разочарует, но мое прошлое не окутано мрачными тайнами. Моя мать покинула этот мир, когда мне было всего два года, так что все баловали несчастного сиротку – и к тому же богатого наследника. Слуги замка соревновались между собой в желании угодить мне.

– А ваш отец?

– О, он меня тоже баловал. Когда у него было время. Однако ему было трудно найти свободную минуту: он твердо решил стать самым большим пьяницей и развратником во всей Англии. – Джордан криво улыбнулся. – Может, ему это и удалось бы, но он сломал себе шею, упав с лошади, когда мне было всего двенадцать. Такая жалость.

– Вы его не любили?

– Когда то, наверное, любил. Почему бы и нет? Он был очаровательный мужчина – и великолепный пример для подрастающего мальчика. После его смерти я, как почтительный сын, решил продолжить дело отца и с головой окунулся в бездны порока. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы меня не отвлекли.

– Что же вас отвлекло?

– Не что, а кто. В мою жизнь ворвался Грегор. – Джордан остановил лошадь у ручья и спешился. – Видишь, как я откровенен? Я отбросил всю свою защиту.

Он был по прежнему блестящ и неуязвим, и все же в его броне появилась трещинка; за внешне беззаботным тоном, каким он повествовал о своем детстве, она услышала горечь и одиночество ребенка, предоставленного самому себе.

– Почему вы решили рассказать мне все это?

– Чтобы показать тебе, что я не мрачный злодей, а такой же человек, как и все. – Он помолчал. – Перестань же наконец видеть во мне врага.

Она отрицательно покачала головой.

– Это необходимо, – серьезно проговорил он, – чтобы мы могли жить вместе цивилизованно.

Жить вместе. Эти слова намекали на какую то странную, удивительную близость.

– Я знаю, что рассердил тебя на борту «Морской бури». – Джордан легонько похлопал начавшую пить лошадь по шее. – Я вел себя отвратительно.

– Да. Но я уверена, что такое поведение для вас типично.

– Ты права: я часто бываю не в духе, и тогда окружающим приходится плохо. – Он дружелюбно улыбнулся. – Прости меня: обещаю щедро наградить тебя за это.

Он улыбнулся ей впервые с того вечера.

– Мне не нужна никакая награда.

– Не может быть. Всем что нибудь нужно. В этих небрежных словах звучала глубокая уверенность.

– Ваш опыт говорит вам это? Что всем что нибудь от вас нужно?

Он цинично улыбнулся:

– Я сказочно богат с самого рождения. И еще в детстве узнал, чего ждут от меня окружающие. Я бы горько разочаровал их, если бы не проявлял достаточной щедрости.

Марианна почувствовала жалость к маленькому мальчику, который никогда не знал бескорыстной любви, но мгновенно подавила в себе эту слабость. Может быть, тот ребенок действительно заслуживал ее сочувствия, но сейчас перед ней стоял мужчина, в сочувствии не нуждающийся.

Быстрый переход