Резко повернувшись, она быстро стала подниматься по лестнице. У себя за спиной она слышала хохот Грегора и ощущала на себе изумленный взгляд женщины, провожавший ее, пока она не скрылась из вида.

Спустя несколько секунд Марианна уже захлопнула за собой дверь мастерской на башне и поспешно подошла к рабочему столу. В ту же минуту в ней поднялось чувство умиротворенности, заглушившее гнев. Вот ее мир. Здесь она в безопасности и не позволит им увести себя отсюда. Сначала Грегор с его уроками, а теперь эта дракониха, которая смотрит на нее так, словно она – кусок сажи, упавший из дымохода в чисто убранную комнату.

– Зря ты горячишься. Я могу оказаться тебе полезна.

Марианна застыла, недоверчиво глядя на дверь, которую закрывала за собой вошедшая в мастерскую Дороти Кинмар. Женщина осмотрела спартански обставленную комнату:

– Здесь довольно мило.

Марианна недоверчиво уставилась на нее.

– Ты со мной не согласна?

– Вы – первый человек, от которого я это слышу, – с удивлением сказала Марианна. – Все остальные считают, что здесь ужасно пустынно и неуютно…

– Комфорт мешает, когда приглашаешь к себе музу. В моем доме в Дорчестере я пишу в похожей комнате. – Она улыбнулась. – Хотя должна признаться, что балую себя зажженным камином.

Улыбка у нее была необыкновенно милая: ее резкие черты вдруг смягчились и потеплели. Губы Марианны помимо ее воли дрогнули в ответной улыбке.

– А я тепло одеваюсь. Вы пишете?

– Я написала несколько книг относительно постыдного отсутствия свободы для женщин в нашем обществе. – С гордостью она добавила: – И сама Мэри Уоллстонкрафт сделала мне честь и написала письмо, в котором хвалила одну из моих первых публикаций.

Явно предполагалось, что Марианна знает, кто такая эта Мэри Уоллстонкрафт.

– Как приятно.

Дороти осмотрела мастерскую:

– Со времени приезда ты мало что успела сделать.

– Меня все время прерывают. Чего я сейчас и пытаюсь избежать.

Дороти пропустила мимо ушей этот недвусмысленный намек.

– И хорошо у тебя получается эта твоя работа со стеклом?

– Очень хорошо. А будет еще намного лучше.

На этот раз Дороти улыбнулась совсем широко, от души, показав крупные ровные зубы.

– А ты мне нравишься! По крайней мере, ты не бормочешь, смущенно потупив глазки и теребя оборку на платье. Женщина должна быть уверена в себе. Грегор сказал мне, что твой отец тоже писал. Это правда?

– Мой отец был поэтом.

– Ах, вот как! – Дороти была явно разочарована. – Я редко читаю стихи. Неудивительно, что я никогда о нем не слышала.

– У него опубликовано только одно стихотворение – пять лет тому назад. «Ода осеннему дню». Оно было чудесное.

Дороти пытливо посмотрела на Марианну:

– В самом деле чудесное?

К собственному изумлению, Марианна ответила правду:

– Нет. Поэт он был плохой, но человек – очень хороший.

– И ты ему лгала и хвалила его, и он был счастлив. – Дороти скривила губы. – И подставляла шею, чтобы по ней проехала колесница поработителя.

– Он вовсе не был поработителем, и я не вижу ничего дурного в том, чтобы делать счастливыми тех, кого любишь. – Да почему они все время нападают на ее милого, доброго папу! Сначала Джордан, теперь эта женщина. – Вам пора ехать, миледи.

– Дороги. – Она нетерпеливо взмахнула рукой. – Я тебя, кажется, обидела. Что поделать, такой уж у меня характер. Я не из тех, кто выбирает слова. Но ведь и ты, как я убедилась, – она с усмешкой посмотрела на Марианну, – умеешь любому дать отпор.