Я качнулась на месте сделать шаг, но застыла, глянув на флакон. В одно краткое мгновение во мне скрутилось осознание слов Кайсы, пронизав яркой вспышкой твёрдого неотвратного решения. Дыхание застыло в груди, ветер горячими нитями скользнул по искусанным губам. Я не хочу вечно бегать и прятаться, трясясь каждый раз, что нас однажды не сожгут, как наши дома, а заберут в плен. И я не хочу бояться этого, быть пленницей своего малодушия, жить с этим. Не хочу! Я не хочу, чтобы отец погиб напрасно…
Кайса будто почуяла что то, остановилась и обернулась, медленно опуская взгляд на флакон в моей руке.
– Я не хочу ждать, пока меня неволят, это большое унижение для детей наших отцов, благословлённых источниками. Будучи свободными, мы останемся рабами, Кайса, что мы станем говорить своим детям? – я горько усмехнулась. – О том, что прятались и отсиживались, пока анкхары хозяйничали на наших землях, порабощая слабых?
Взгляд Кайсы наполнился сожалением. Я сжала флакон и рывком откупорила.
– Уходите. Твоё видение верно, Кайса.
«Я убью в себе источник и доберусь до их логова», – послала я мысленное обращение.
«Назад пути не будет, Атая, а как же Вайдо? Он ждёт тебя», – глаза Кайсы необычного бледно сиреневого цвета вспыхнули особым блеском, а следом сделались печальными и задумчивыми.
Я моргнула, стискивая флакон. Либо сейчас, либо никогда.
«Значит, нам не суждено быть вместе… Он найдёт себе хорошую девушку. Он достоин…»
«Постой,– Кайса в немом молчании приподняла руку. – Твой источник угаснет, а вместе с ним и способность родить дитя. Подумай. Тарвард дал тебе зелье воспользоваться только в крайнем случае, когда нет выхода, когда твою волю отнимут, но сейчас у тебя есть выбор».
Я сжала губы, всё внутри протестовало от её слов. О каком выборе Кайса говорит? Разве он у нас есть? То, что мы делаем – это тупик.
«Я знаю, Кайса, помню слова отца, не нужно мне это повторять. Я не привыкла думать только о себе!»
Женщина застыла. А я вспомнила Сию и остальных. Стоит только представить, что они станут рабами…
«Мы – одна семья. Отец учил меня не бросать других, и я не могу предать его. Он всегда в меня верил и гордился мной. Я должна попытаться. И если у меня не выйдет… – тяжело выдохнула, – что ж, возможно, найдётся тот, кто сможет свергнуть врага».
Порыв ветра колыхнул длинные полы плаща Кайсы, принёс пыль и дым, на миг закрывая от взора жрицу. Больше не медля, я поднесла флакон к губам. Всё уже решено. Запрокинув голову, осушила его до дна короткими глотками.
Острая боль прожгла всё тело, заставляя сжаться и рухнуть на колени. Я задохнулась, хватаясь за горло, кашляя, ощущая, как яд раскалённым железом стекает к низу живота, пронизывает, словно иглами, расползается по ногам, немыслимой тяжестью наливая мышцы судорогой. Вены вспыхнули золотым свечением, пронизывая тонкую кожу пугающим узором, но сияние быстро погасло, а боль вытеснила всепоглощающая ненависть, запылавшая в груди другим огнём: сухим, яростным, нещадным.
Озноб прокатился по плечам, и стало вдруг слишком холодно. Стиснула зубы, дыша часто и глубоко, подняла голову. Впереди уже никого не было, Кайса ушла.
Я приподнялась, но в глазах резко потемнело, а в голове раздался звон и пустота. Обессиленно упав на локти, тяжело развернулась, повалившись на спину. Тело не слушалось, стало вязким, как и мысли, которые потекли неспешной рекой. Я наблюдала, как по небу плыли белые облака, гонимые порывами ветра, но вскоре веки стали тяжёлыми.
Перед глазами всполохи огня сменялись лицами знакомыми и не знакомыми – мужчин, женщин и детей. Обрывки голосов доносились до слуха, будто издалека, я не разбирала слов, всё слилось в один поток, перемешалось, утягивая меня в водоворот безвременья. |