Ги закрыл глаза и впервые за шесть лет восемь месяцев и двадцать два дня ощутил кожей прикосновение лучей родного светила. Он дышал ими, впитывал их сияние, и в душе его разливался покой, такой покой, какой испытывают люди, вернувшись домой после долгого путешествия. Оковы заклятия пали.

Двое влюбленных заключили друг друга в объятия, а Эдуард и мы, повествователи, тем временем стояли, отвернувшись, чтобы дать влюбленным насладиться мигом благословенной близости.

– Хм. Простите, вы закончили? – спросил король в тот миг, когда их губы наконец разомкнулись, чтобы дать своим обладателям хотя бы воздуху глотнуть.

– Не совсем. – Ги запечатлел еще один, последний краткий поцелуй на взывающем к поэзии лице Джейн. – Вот теперь да.

– Отлично, – заметил Эдуард, – потому что у меня, во всяком случае, еще остались кое-какие дела.

Эдуард

Он сделал это! Совершил почти невозможное – проник в Тауэр. Доблестно и с честью проложил себе путь мечом.

Разоружил охрану, убрал с дороги Дадли, даже одолел Удара в открытом поединке. Теперь настала пора потребовать назад корону. План Джейн сработал на все сто. Дело оставалось за малым – Эдуард уже чувствовал на губах вкус победы.

Первым сюрпризом для него явилось то, что зал был почти пуст. Король ожидал встретить здесь обычную придворную суету. Где же все члены Тайного совета, которым полагалось бы сейчас сплотиться вокруг Марии и демонстрировать ей свою поддержку в грозный час штурма города неприятелем? Однако в помещении находилась едва ли дюжина человек. Они никак не составляли той шумной толпы, что, по его замыслу, должна была засвидетельствовать триумфальное возвращение монарха.

Впрочем, когда он вошел, все затихли, все взгляды обернулись на него, а рты в изумлении открылись. Хоть весь в потеках пота и пятнах крови, и даже без сапог, но перед присутствующими стоял, несомненно, король Эдуард, восставший из могилы.

Эдуарду было чем насладиться.

Он обернулся к лакею, застывшему у дверей, – этого человека король знал с раннего детства.

– Объявите о моем прибытии, Роберт.

Лакей воззрился на него словно на привидение (в некотором роде Эдуард им и являлся), но подчинился.

– Его величество Эдуард Тюдор.

Король медленно подошел к подножию трона и встал прямо перед Марией.

– Вы сидите в его кресле, – пискнула из-за его спины Джейн.

Мария теребила в руках платок.

– О, Эдди. Как я рада видеть тебя живым. Мое сердце разбилось, когда мне сказали, что ты умер.

– Как ты смела похитить принадлежащее мне по праву? Кривая, злая жаба!

– О, отлично сказано! – За спиной Эдуарда раздался шелест бумаги: Гиффорд записывал.

– О боже, братик… – Лицо Марии побледнело.

– И у тебя хватает наглости звать меня братиком после всего, что ты сотворила? Мне следует тебя четвертовать! Или ты предпочтешь сожжение на костре? Очищение – кажется, ты так это называешь? Ведь это входило в твои планы – великое очищение от изменников?

– Это все Дадли, – вкрадчиво проговорила Мария. – Это он похитил твой трон для своего сына. Я лишь только вернула его в семью.

Эдуард рассмеялся, но отнюдь не весело.

– Значит, мне нужно благодарить тебя за то, что ты грела мне кресло?

Она молча воззрилась на него.

– Достаточно лжи, сестрица, – сказал Эдуард. – Теперь поговорим по существу о том, что предстоит сделать.

«Сейчас она начнет умолять сохранить ей жизнь, – подумал король. – Будет рыдать, взывать, пресмыкаться».