|
Двое понятых, привезённых из маральника, алтайцев жадными глазами глядели на мой бинокль. Солдаты без нужды появлялись в избе. Следователь майор Шафаров начал протокол обыска. Извлечённые у меня доллары начали переписывать по номерам. Их оказалось 11100. Извлечённые у меня деньги в рублях, около 15000, в последствии исчезли. Так как избы эта маленькая, в сущности на две кровати, а ночью в ней ночевали восемь человек и кроватей занесли четыре, а затем туда вломились солдаты, то хаос там был страшный. «Обыск», это слово не подходит к действу, которое происходило. Извлекался какой-то предмет, и если в нём предполагалась ценность для следствия, его бросали на одну из кроватей, в общую кучу. Один из офицеров копался в книгах, небольшая полка была прибита под потолком. «Узнаёте Диму Кондратьева, Эдуард Вениаминович?» — спросил долговязый командир. «Он вас расследовал по взрыву». Я узнал, безо всякого удовольствия надо сказать. Ещё один москвич, фамилию я видел под протоколом обыска, но запамятовал, Эдуард Вадимович, — рыхлый склонный к полноте молодой человек отпускал всяческие иронические замечания по моему поводу: «Вы у нас, Эдуард Вениаминович, лидер самой радикальной партии России. Самой-самой.» Он сообщил мне, что внимательно прочёл мою книгу «Анатомия героя» и что сегодня — счастливейший день в его жизни, ибо он поймал меня, любимого автора. Затем мне предложили показать где лежит оружие. Самому. Я сказал, что у меня никакого оружия нет, даже холодного, а если что есть у Пирогова, то я за его оружие не в ответе. «Ну что ж, пойдёмте поищем вместе»,сказал долговязый командир. Они взяли свою специальную собаку и в моём сопровождении стали обшаривать постройки. Пацанам нашим, они стояли до сей поры на морозе, было разрешено одеться. В конце-концов их посадили в старой бане. За исключением Акопяна. Не их собаки, не металлоискатели ничего не смогли обнаружить. Эдуард Вадимович стал шутить реже. От двух участников налёта, я видел только их спины, мне пришлось услышать: «Опять неудача!» Действительно, это была неудача. Притащить всю эту орду из Москвы, из Барнаула, из Горно-Алтайска, создать сводную группу захвата, затратить столько денег, и ноль. Меня посадили в баню к ребятам. Я сказал, что их всех в конце-концов отпустят, а вот меня они постараются придержать, хотя оснований у них нет. Но цель-то развалить организацию, и она может быть достигнута наилучшим образом, если посадить лидера. Ребят стали вызывать на короткие допросы в избу. По дороге их старались ударить прикладами. Один особенно кровожадные высокий худощавый (скорее всего лейтенант) по имени Олег вывел Димку Бахура в тамбур и ударил сзади. «Ей, сказал я, не бей его, и особенно не бей по голове, у него пол-черепа снесено.» Действительно, Бахур перенёс операцию, в результате которой у него временно отсутствовала черепная кость над ухом. Лейтенант оскалился, но бить перестал. Приказав нам взять вещи, нас повели через снега обратной дорогой. В снежной долине, там где мы застряли пятого ночью, крутился бульдозер с Пироговым за рулём! Травник помахал нам рукой, и что-то спросил у меня. Однако ответить ему у меня не было возможности. Нас выстроили в снегу. И мы стояли под дулами ожидая дальнейших распоряжений. Нас рассадили в несколько УАЗиков руки за голову, голова в колени, дуло в лоб, и мы почти поплыли в Банное. Вода уже достигла на дороге в колеях метровой высоты. Застревали мы бесчисленное количество раз. В Банном господа офицеры выпили с участковым в бараке у въезда в деревню (бутылки водки на столе были видны через окно, у которого нас выстроили). Я позавидовал офицерам. А своим я сказал: «Национал — Большевистская Партия по настоящему родилась сегодня, ребята. |
