Изменить размер шрифта - +
..» «Да, давно я ждал этого разговора. Я ведь давно тебя знаю, Вениаминович. Я ещё когда у вас обыск по поводу Михалкова был, я там присутствовал.» «Присутствовали при провокации и сами её вероятнее всего организовали...» Кузнецов ничего не сказал. «Приеду спать буду. Полгода мотаюсь по всей стране из-за Вас. Ребят твоих это я не пустил в Ригу. Снял их с поезда в Питере. Тоже задачка была: помешать. А как помешать — у них билеты есть» «И тогда вы подкинули одному из них наркоту» «Да не подкидывали... У него была» «Ну да, конечно...» «Я всех твоих людей знаю. И Леночку Боровскую...» «А в Ригу мы всё-таки прорвались...Хотя вы и сдали наших людей латвийским спецслужбам. Дружите семьями да с друганами из Латвии? А то что там 600000 русских даже избирательных прав не имеют, знаете?» «Политинформация мне Вениаминыч не нужна, я сам кого хочешь прополитинформирую. Скажи-ка лучше за что ты нас так не любишь?» «Вы сдали наших ребят латвийцам. А ребята ехали на акцию в защиту старых чекистов. Вы даже солидарности со своим племенем не испытываете!» «Мы»... Он пустился рассказывать про то, как опустил КГБ Ельцин, а вот, наконец, пришёл человек, который возвращает им их права, их прежнюю силу карающего меча государства.
   «Понятно,сказал я — только для кого караете? Раньше для диктатуры пролетариата, для народа, а сейчас для олигархов что-ли? Не воображайте себя наследниками Дзержинского. Он был революционер, пол-жизни в тюрьмах просидел. Я его дневник читал, как там ночами вешать выводили. А Вы реакционеры, Вы — охранка. Вы — противоположные Дзержинскому типы. Вам памятник Дзержинскому ни в коем случае отдавать нельзя.» Так мы ехали беседуя. В Барнауле было очень холодно. Выяснилось, что вылет нашего рейса в Москву задерживается на три часа. Кузнецов озлился. Через некоторое время в машину принесли водку и закуску. «Вениаминыч, будешь?» — спросил Кузнецов. «Выпей, когда ещё в следующий раз придётся. Жрать будешь нормально, в Лефортово хорошо кормят, сам бы ел, а вот с этим, этого не будет.» Я дал себя убедить. Выпил. С удовольствием. Появилась вторая бутылка. Я сказал: «А Серёге нельзя налить?» «Не, сказал Кузнецов, он высокомерный твой парень, потому не получит.» «Что значит, высокомерный?» «Ну держится так. Дерзко.» Затем меня и подполковника оставили вдвоём. Он стал вынимать пистолет и щёлкать своим пистолетом. Потом сказал, что жаль что мы не на одной стороне. Я сказал, что жаль, что они охотятся за патриотами своей Родины. Он сказал, что мы могли бы, вот если бы я согласился... Я сказал, что предлагал генералу Пронину работать с нами. Выяснилось, что речь идёт не об этом.
   «Что вербуешь меня, Михаил Анатольевич?»
   «Вербую», — сказал он.
   «Вот мой ответ тебе, смотри». Я постучал ребром ладони левой руки по локтевому сгибу правой, сжав её в кулак.
   «Ах ты...» — сказал он.
   «Можешь меня тут застрелить на хер, Михаил Анатольевич», — сказал я равнодушно. «Ты же мне предлагал на мою же организацию стучать, ребят сдавать, как же ты хочешь чтоб я реагировал?» Я выпил всё что мог с ними, у них. Я не боялся что начну болтать себе в ущерб. Я всегда славился умением и способностью выпить. И в самолёте я допил джин энд тоник Эдуарда Вадимовича, съел его и ещё чей-то, и свой обед. У них были слабые желудки, у меня — нет.
   Сергей Аксёнов под строгим контролем капитана Кондратьева сидел через проход. Мы занимали задние места в гражданском самолёте. Офицеры были все вооружены.
   В Москве у траппа самолёта меня ожидала Газель. В Газели меня посадили в «стакан» без воздуха, и мы поехали через уже зелёную Москву.
Быстрый переход