Тёмный, подслеповатый, бегают огромные тараканы, бродят полупьяные слесаря в брезентовых робах. При этом слесаря почему-то назывались «газовщики» и никак не хотели съезжать. Их впустила в помещение директриса ЖЕКа — вульгарная горластая тётка, Дугин убедил меня, что мы владеем богатством в центре Москвы. Только в конце февраля 1995 года мы оформили нужные документы и получили помещение в аренду на десять лет. С криками, чуть ли не с дракой, я лично выгнал газовщиков. Пришёл Сергей Мелентьев, брат жены Дугина и поставил на входную дверь наш замок. Так мы и вступили во владение помещением. Долгое время у помещения не было имени. Наконец устоялось два имени: «бункер» предложенное мной и «штаб» — само собой укоренившееся, неизвестно кем брошенное. Дугин забрался в самую глубь помещения: взял себе две вполне цивилизованные комнаты, повесил там свои правые плакаты, поставил замок.
Пришли первые массовые национал — большевики. Первая волна. Некоторые до сих пор в партии. Художник Кирилл Охапкин и отставной прапорщик Виктор Пестов, студент, он тогда только поступил на 1-ый курс Строительного Института — Василий Сафронов. Пришёл, правда долго у нас не удержался — странноватый беженец из ЛДПР — Дима Ларионов (впоследствии сидел в тюрьме), пришёл лысый симпатяга молодой Проваторов. Впоследствии, правда, он от нас ушёл, не сойдясь в характере с Карагодиным. Пришёл анархист Цветков вместе с анархистом Димой Костенко, а с ними красивый мелкий анархист Алексей и некрасивая девочка с косами и выпученными глазами. Пришёл Миша Хорс — 17-летний студент МГУ, факультет геологии, задержался в НБП надолго, ездил в азиатский поход, был в последствии охранником после Разукова. Но женился в 1998 и постепенно дезертировал. Пришёл Данила Дубшин — качок и спортсмен. Пришла Лаура Ильина.
Мы решили пробить дверь на боковую улочку, расширить окно. Все вышеперечисленные, к ним даже прибавился «Паук» — лидер «Коррозии металла» и моя женя Наталия Медведева собрались, и подняв тучи пыли стали строителями. Кто-то срывал со стен фанерит, большинство занялось перестелением полов в большом зале, руководил нами всеми художник Миша Рошняк. Его привёл Дугин. Рошняк составил первый план перестройки бункера и первую смету. Решено было сделать ремонт по минимуму. Такой, какой делают бедные художники в своих мастерских. В «Анатомии Героя» я описал эти дни свежо и с чувством. На второй заряд свежести у меня сегодня не хватает эмоций. все эмоции отнимает тюрьма. Но в контексте Истории Партии Бункер на 2-ой Фрунзенской очень важен, его обойти нельзя. Потому не поленитесь и прочитайте «Анатомию Героя». Надо сказать, что все мои книги продолжают и расширяют друг друга. Некоторые последние как «Книга воды» увеличивают отдельные ситуации. Такой я писатель. Предъявить ко мне требования как к Льву Толстому, чтобы он больше не возвращался к «Анне Карениной» Вам не удастся. Я буду пока жив, возвращаться к своим книгам. Вступать с ними в спор, комментировать, опровергать персонажей, увеличивать детали. Впрочем, даже Толстой собирался написать продолжение «Карениной» — «Алексей Вронский».
Бункер. Место встреч и место происшествий. Здесь были обыски и налёты. Здесь умер на полу мой охранник Костян. Отсюда мы отправлялись на сотни демонстраций, пикетов, на сотни акций. Люди выходили отсюда чтобы быть арестованными.
В 1995 мы сражались с Кагебешным бетоном (дом изначально был населён пенсионерами КГБ), оказалось, что увеличить проём окна с помощью кирки это, — как пытаться перочинным ножом спилить дуб. Пришлось нанимать дорожных рабочих с пневматическим молотком. Но и они, с грохотом, с плевками и матюгами возились долго и до конца с работой не справились: на месте окна образовалась безобразная круглая дыра. В довершение всего железная дверь сваренная Мишей Рошняком оказалась крупнее нашей дыры. |