- Иду, милый, - послушно отозвалась мама, не трогаясь с места, потому что Роджер еще не собирался уходить от столба. - Этот пес мешал нам всю дорогу, - сказал Ларри.
- Надо иметь терпение, - возмутилась Марго. - Собака не виновата... Мы ведь ждали тебя целый час в Неаполе.
- У меня тогда расстроился желудок, - холодно объяснил Ларри.
- И у него, может, тоже желудок, - с торжеством ответила Марго. - Какая разница? Что в лоб, что на лбу. - Ты хотела сказать - по лбу? - Чего бы я ни хотела, это одно и то же.
Но тут подошла мама, слегка взъерошенная, и наше внимание переключилось на Роджера, которого надо было водворить в пролетку. Роджеру еще ни разу не доводилось ездить в подобных экипажах, поэтому он косился на него с подозрением. В конце концов пришлось втаскивать его силой и потом под бешеный лай втискиваться вслед за ним, не давая ему выскочить из пролетки. Испуганная всей этой суетой лошадь рванулась с места и понеслась во всю прыть, а мы свалились в кучу, придавив завизжавшего что есть мочи Роджера.
- Хорошенькое начало, - проворчал Ларри. - Я надеялся, что у нас будет благородно-величественный вид, и вот как все обернулось... Мы въезжаем в город, словно труппа средневековых акробатов.
- Полно, полно, милый, - успокаивала его мама, расправляя свою шляпку. - Скоро мы будем в гостинице.
Когда извозчик с лязгом и стуком въезжал в город, мы, разместившись кое-как на волосяных сиденьях, старались принять так уж необходимый Ларри благородно-величественный вид. Роджер, стиснутый в мощных объятиях Лесли, свесил голову через край пролетки и закатил глаза, как при последнем издыхании. Потом мы промчались мимо переулка, где грелись на солнце четыре облезлые дворняги. Завидев их, Роджер весь напрягся и громко залаял. Тут же ожившие дворняги с пронзительным визгом бросились вслед за пролеткой. От всего нашего благородного величия не осталось и следа, так как двое теперь держали обезумевшего Роджера, а остальные, перегнувшись назад, отчаянно махали книгами и журналами, стараясь отогнать визгливую свору, но только раздразнили ее еще сильнее. С каждой новой улочкой собак становилось все больше, и, когда мы катили по главной магистрали города, у наших колес уже вертелось двадцать четыре разрывавшихся от злости пса.
- Почему вы ничего не сделаете? - спросил Ларри, стараясь перекричать собачий лай. - Это же просто сцена из "Хижины дяди Тома".
- Вот и сделал бы что-нибудь, чем разводить критику, - огрызнулся Лесли, продолжая единоборство с Роджером.
Ларри быстро вскочил на ноги, выхватил из рук удивленного кучера кнут и хлестнул по собачьей своре. До собак он, однако, не достал, и кнут пришелся по затылку Лесли.
- Какого черта? - вскипел Лесли, поворачивая к нему побагровевшее от злости лицо. - Куда ты только смотришь?
- Это я нечаянно, - как ни в чем не бывало объяснил Ларри. - Не было тренировки... давно не держал кнута в руках.
- Вот и думай своей дурацкой башкой, что делаешь, - выпалил Лесли. - Успокойся, милый, он же не нарочно, - сказала мама.
Ларри еще раз щелкнул кнутом по своре и сбил с маминой головы шляпку.
- Беспокойства от тебя больше, чем от собак, - заметила Марго. - Будь осторожнее, милый, - сказала мама, хватаясь за шляпку. - Так ведь можно убить кого-нибудь. Лучше бы ты оставил кнут в покое.
В этот момент извозчик остановился у подъезда, над которым по-французски было обозначено: "Швейцарский пансионат". Дворняги, почуяв, что им наконец можно будет схватиться с изнеженным псом, который разъезжает на извозчиках, окружили нас плотной рычащей стеной. |