— Успокойтесь, Шон, — голос Куэйла был спокоен. — Делайте то, что считаете правильным. Последствия всегда непредсказуемы. Мы все рискуем. Вам что-нибудь нужно?

— Многое. Слушайте внимательно. Больше нам не удастся поговорить. Вы должны подготовить самолет во Францию, в Париж, до завтрашнего утра. Четырехместный самолет с хорошим пилотом. Сможете вы это сделать?

— Да, — сказал Куэйл. — А потом?

— Пилот должен пойти в посольство в Париже и достать там два подписанных армейских пропуска. Это должны быть чистые бланки. Фамилии будут вписаны позже. Также он должен раздобыть пару чистых паспортов с визами в Великобританию, оформленных так, чтобы оставалось только вписать имена и наклеить фотографии. Понятно?

— Понятно, — сказал Куэйл. — Продолжайте.

— Необходимо дать пилоту запечатанное письмо, когда он отправится в Париж. Вы должны написать мне личное письмо. В этом письме вы должны сообщить мне, что с арестом убийцы Фрайн с их агентурой в Англии покончено, что все «о'кей». Вы прикажете мне вернуться и взять с собой коллегу. Вы потребуете нашего немедленного возвращения. Понятно?

— Понятно, — сказал Куэйл.

— Хорошо, — продолжал О'Мара. — Таким образом, ваш человек летит в Париж, достает там пропуска и бланки паспортов в посольстве. Пусть он там покрутится несколько часов, а затем летит в Гуарес и садится на летное поле в двух милях к северу от города.

— Я знаю это место. Мы использовали его с первыми диверсионными группами во время войны. Прекрасная площадка.

— Хорошо, — сказал О'Мара. — Пилот приземляется там не позднее, чем в шесть часов завтра вечером с документами, которые я перечислил. Нет смысла повторять, что он должен быть смышленым.

— Не беспокойтесь. Он будет очень сообразительным. Я возьму Джонни Сагера.

— Хорошо. Еще одно. На взлетном поле всегда присутствует пара человек из обслуживающего персонала. Пусть кто-нибудь даст им указание не слишком совать свой нос во все, что происходит. Пусть занимаются своим делом.

— Взлетное поле Гуареса сейчас не используются по назначению. Обслуживающий персонал только присматривает за ним. Они не будут вмешиваться. Гарантирую. Это все?

— Достаточно, — сказал О'Мара. — Пока, Питер.

— Минутку, Шон. Что касается Гелвады и Танги, если вы собираетесь использовать их в качестве приманки, не говорите им об этом. Людям легче, если они не знают, что их ждет.

— И не собираюсь, — сказал О'Мара мрачно. — Вообще нехорошо говорить людям, что…

— Знаю. Делал это сам и не раз. Это довольно неприятно.

Наступило молчание, а затем О'Мара попрощался:

— До свидания.

— До свидания, — ответил Куэйл. — Удачи.— О'Мара повесил трубку и поднялся в свою комнату.

Сел на кровать и уставился в стену перед собой.

Он подумал, что ему крупно не повезло, когда он начал работать на Куэйла. И начал ругаться. Он ругал всех и все.

Ему было все равно. Наконец он остановился и замер, жуя незажженную сигару и глядя в стену.

Яркое послеполуденное солнце проникло через высокие окна, расчертило комнату золотыми и черными полосами. Танга де Сарю ухаживала за цветами, когда О'Мара вошел в дверь. Он уже дошел до окон, когда она заговорила.

— Доброе утро, О'Мара… или, скорее, добрый день. Думаю, вам не удалось поспать этой ночью.

— Вы правы, — сказал О'Мара. Он стоял, щурясь на солнечный свет.

— Однажды в Англии, — продолжала она, — я видела пьесу «Человек под бременем несчастий».