Накануне вечером они провели в больнице часа два: Пашу таскали из кабинета в кабинет, а отец что-то складно врал про то, почему его сын в таком виде, а он сам – без документов.

– Крепкие все-таки существа – дети, – глядя на рентгеновские снимки, протянул сонный врач ночной смены. – Даже сотрясения нет. Ушиб на ноге сильный, но трещин в костях тоже нет. А лицо быстро заживет. Выглядит, конечно, плоховато, но бывает и хуже. Вот, например, привезли недавно одного парня…

– Благодарю, нас ждут, – сказал отец, взял Пашу за плечо и вытолкал за дверь.

«Никто нас не ждет», – хмуро подумал Паша, когда они оказались на тускло освещенной стоянке перед больницей. До него вдруг дошло, что уже ночь, они непонятно где, а идти некуда, даже гостиницу снять не на что. Отец молчал и явно думал о том же.

Тут у Паши в кармане что-то завибрировало, он сунул туда руку и обнаружил мобильник Ильи, а на нем сообщение: «Возвращайтесь, пожалуйста. Надеюсь, ты ок. Мудрец_05». Вслед за телефоном из кармана выпали смятые купюры: прощальный подарок наставника, который в кино всегда спасает героя в нужный момент.

Через полчаса они с отцом вышли из такси перед домом в Уч-Дере, адрес которого Паша не забыл бы ни при каких обстоятельствах. На террасе было шумно – гости еще не разошлись. Увидев их, все бросились навстречу и стали задавать вопросы, но тут из дома выскочила зареванная Варя и, ни на кого не глядя, потащила их внутрь. Дальше Паша ничего не помнил: как только голова коснулась диванной обивки, он выключился, как лампочка.

Только сейчас, при свете дня, он узнал эту комнату. Та самая гостиная, откуда он вчера стащил картину. На полу до сих пор валялись игрушки, оставленные детьми. Оглядевшись, Паша заметил еще кое-что: в углу, на плавательном матрасе в веселенькую полоску, спал его отец. Паша шагнул было к нему, но половицы так надрывно заскрипели, что он передумал и тихо, как ниндзя, стал пробираться в сторону двери.

Он был уверен, что в такую рань спят и все остальные, но откуда-то доносился звон тарелок и журчание воды. На кухне он нашел Варю: она намывала посуду с таким рвением, будто микробы – ее личные враги. Глаза у нее были опухшие, словно плакала она много часов подряд и останавливаться не собиралась.

– А где все? – брякнул Паша. Ничего умнее в его ноющую голову не пришло.

Варя не ответила, только еще яростнее начала тереть кастрюлю. Паша вспомнил, как Илья во время контрольной с тем же выражением лица рисовал череп на учебнике по алгебре: будто лишь это монотонное движение удерживало его от того, чтобы разнести все вокруг.

Когда Паша забрал из рук Вари губку, она так и замерла с мыльными руками, словно не знала, что теперь с ними делать. Он сам смыл с них пену, обтер полотенцем и выключил воду.

– Бабушка не встает, – Варя упала на табуретку и начала сосредоточенно ковырять стол. Паша опустился на соседний стул, но она на него не смотрела. – Она не спит, я видела. Лежит и смотрит в потолок. Я рано проснулась. Уже съездила в Сочи – дядя Лева отвез. Дома никого. Папа забрал свои вещи. Машины тоже нет. Он даже не попрощался. Он меня ненавидит за то, что я все рассказала бабушке, да? Все меня теперь ненавидят. И ты тоже, – она беззвучно заплакала: так, будто ей не двенадцать лет, а сто, и она видела вещи, хуже которых не бывает. – Прости, что я не помогла вчера. Я просто… Я так испугалась! И знаешь что хуже всего? Я его все равно… Когда думаю, что его не увижу, у меня прямо… – Она стукнула себя кулаком по впалой груди и согнулась.

Пора было что-нибудь сказать, но Паша только кивнул и привалился головой к ее голове. Он смутно помнил, что мама делала так, когда он был совсем маленький.