— Как прекрасна твоя речь, сын мой! Как счастлив я услышать ее! — воскликнул он. — Несомненно, власть — это достоинство не только царей, но всех людей, если бы они только познали ее. Когда-то я был всего лишь принцем, управлявшим одной провинцией, а затем стал царем царей Египта, и подняться от простого принца, заполучить трон и царство мне помогла именно власть. Алчные, бунтующие и обиженные — все они непрестанно стремились отнять у меня владения, лишить трона и ускорить мой уход в мир иной. И что отрезало им языки, отрубало им руки, лишало их дыхания? Разумеется, власть. Однажды, когда невежество, мятежи и наглость наполнили их головы глупыми идеями, нубийцы отказались повиноваться. И что же сбило с них спесь и принудило к послушанию, как не власть? Что вознесло меня к моему божественному статусу? Что сделало мое слово законом на этой земле? Что научило меня мудрости богов и сделало подчинение мне других священным долгом? Разве не власть свершила все это?

Мирабу поспешил прервать его, чтобы закончить мысль царя:

— И еще воля небес, мой господин.

Фараон насмешливо покачал головой.

— А что такое воля небес, Мирабу? — спросил он. — Она тоже не что иное, как власть.

Архитектор возразил:

— И милосердие, и любовь, ваше величество…

Царь усмехнулся:

— Так устроены вы, люди творчества! Вы приручаете непокорные камни, но в то же время ваше сердце податливее утреннего ветра. Однако мне недосуг спорить с тобой. Лучше ответь мне на вопрос и можешь покинуть мой дворец. Итак, Мирабу, в течение десяти лет ты общаешься с толпами мускулистых рабов. Ты уже должен был бы проникнуть в их самые потаенные секреты и угадывать, какие мысли зреют в их тупых головах. О чем они говорят? И что же, по-твоему, заставляет их подчиняться мне и выдерживать ужасы столь тяжкой работы? Поведай мне всю правду, Мирабу.

Архитектор на мгновение задумался, вызывая в памяти воспоминания. Все смотрели на него с нескрываемым интересом. Потом неторопливо, в своей обычной манере, исполненной страсти и хладнокровия, он ответил:

— Рабы, вернее рабочие, мой господин, поделены на два лагеря. Один из них состоит из пленных и иностранных наемников. Они не знают, в чем смысл их труда: приходят и уходят без всяких возвышенных чувств, подобно волу, который бездумно крутит колесо, подающее воду. Если бы не жесткий кнут и не бдительный надзор наших солдат, проку от них и вовсе не было бы. У них действительно тупые головы — ни взоры, ни разговоры их умом не блещут. Да они и молчат в основном.

Мирабу помолчал и продолжил:

— Что же касается египтян, то это в основном выходцы с юга. Эти люди обладают чувством собственного достоинства, гордостью, упорством и непоколебимой верой. Они способны выносить страшные мучения и спокойно переживать сокрушительные трагедии. В отличие от чужеземцев, они прекрасно осведомлены о том, что делают. В своих сердцах они верят, что тяжелый труд, которому они посвятили свою жизнь, — это славная религиозная обязанность, долг перед божествами, форма послушания тому, кто восседает на троне. Злоключения для них — это благоговение, эйфория и наслаждение. Их огромные жертвы — знак подчинения воле божественного человека, который простер себя над бесконечным временем. Мой господин, разве вы не видите, как на пылающей полуденной жаре, под обжигающими лучами солнца они раскалывают камни, подобно молнии, и с решимостью, подобной судьбе, распевают свои ритмичные песни и слагают стихи?

Слушатели были восхищены образной речью архитектора и в порыве экстаза и радости принялись аплодировать.