— Здесь. Я нагнулась, говори.

— Скажи Андро-ско-у… Знаешь е-о?

— Знаю. Говори! — поторопила Маша. С минуты на минуту у боя должен был пройти болевой шок. Тогда он отключится, потому что терпеть такое не в человеческих силах.

Бой застонал.

— Сейф… За-тра ночью… Как рези-ент уедет, тог-а… Алифафа… Фулю ему ф лоф, а не фрильянты…

Последние слова бой выдавил, как гной, с мукой. Договорил, выгнулся, словно хотел встать, и обмяк.

— Не поняла! Кто такой Алибаба — Хозяин? Алибаба — Хозяин?! — Маша схватила его за плечо, почувствовала сквозь ткань, как болтается выбитый сустав, и отдернула руку.

Кислые дела. Бой, конечно, такой же бандит, как Хозяин и девчонка в тяжелых башмаках. Только он — бандит, который провинился и был скинут с лестницы. А Маша свидетель преступления. Сейчас для нее позвать на помощь — все равно что крикнуть: «Господа бандиты, я здесь была, я знаю, что вы хотите ограбить сейф и могу вас выдать!». А если не позвать, бой умрет.

Она побежала к Надюхе.

— Что там? — заранее бледнея, спросила колбасная принцесса. Вот тоже горе луковое.

— Все уже ушли, — сказала Маша, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — Только знаешь, нам лучше не показываться с той стороны. Мало ли кто увидит. Беги в бальный зал и возвращайся через главный вход. Встретимся у тебя минут через десять.

— А ты? — насторожилась колбасная принцесса.

— Мне надо заглянуть в одно место.

— А-а, — успокоилась Надюха, — у меня тоже бывает со страху.

— Да нет, чудачка! Я записку для Деда хочу оставить, — придумала объяснение Маша. — У тебя ручка с собой?

— Ща. — Колбасная принцесса погрузилась в изучение карманов. В пастушкином платье их было два, руки скрывались там по локоть. Судя по непрерывному бряканью, запас дребедени в карманах содержался очень значительный.

За углом, в десятке шагов, умирал бой. Маша ждала.

— Я же сказала: сейчас, — буркнула Надюха.

— А я тебя не тороплю.

— Да, а лицо сделала такое, как будто хочешь меня съесть без соли, — пожаловалась колбасная принцесса. — Нашла! Не потеряй, она золотая.

Маша схватила ручку и побежала. Туфли остались в руке, забыла про туфли, ну и ладно, без каблуков быстрее. Остановилась над боем, проверила пульс — бьется — и по черной лестнице рванула на второй этаж. Взбежала, обулась и без видимой спешки сошла вниз по парадной лестнице.

Охранник дремал в своем кресле у входа.

— У вас на черной лестнице лежит бой, — тихо сказала Маша.

— Кто?

— Бой, который чемоданы носит. Не знаю, как его зовут, а прозвище Ершик или Ерш.

— Полежит и встанет, — сонно высказался охранник и закрыл глаза.

— Моя фамилия Алентьева, — представилась Маша, — меня знает Дмитрий Дмитриевич Андровский.

При имени зама по безопасности охранник встрепенулся.

— Бой упал в пролет и лежит под лестницей, — продолжала она. — Еще жив. Сделайте все тихо.

— Не учи ученого, — огрызнулся охранник и стал звонить по мобильнику.

Из бального зала валила публика, смеясь, переговариваясь, шурша шлейфами и клацая карнавальными древнеримскими сандалиями. От музея начали разъезжаться машины; в окно было видно, что кто-то уже сидит в автобусе, дожидаясь других пассажиров. Маша подумала, что если девчонку в тяжелых башмаках не ждала машина, то ей будет нелегко на ночь глядя выбраться из музея.