Ваха погасил фонарик и встал на ноги. Обвязанная вокруг пояса тонкая леска не мешала двигаться, он и забыл про нее. Потянул, и за леской из окна его комнаты полез стальной тросик. Ваха вытянул его до конца, закрепил на несущей балке. Получилось вроде канатной дороги. Хозяин и железки дал, чтобы по ней лазить. Сверху ролики, снизу ручки. Тянешь ручку вперед — ролики катятся, а назад не идут. Удобно, а то на руках по тонкому тросику вверх не забраться.

Обратно к своему окну Ваха взлетел за полминуты и не устал. В горах бывает, висишь на одной руке, другой ищешь, где зацепиться, а за плечами автомат и рюкзак с консервами.

Переправить чемоданы было плевым делом: одна забота — не громыхнуть по крыше. Умный Хозяин. Без тросика Ваха не справился бы. В чердачное окошко чемоданы прошли впритирку. Оказались бы чуть побольше, пришлось бы ломать раму, шуметь. Тоже непонятно. Или Хозяин все заранее промерял (с его-то пузом!), или Аллах помогал Вахе.

Дальше дело было совсем легкое, потому что привычное: четыре балки — четыре чемодана; уложил, соединил все красным детонирующим шнуром. Достал два телефона. Нужный был обвязан белой ниткой, чтобы не перепутать. Второй тоже нужный: по нему Ваха будет звонить на тот свет. Этот телефон он спрятал в карман, а обвязанный ниткой начал приспосабливать под взрыватель. Ножом, которым собирался резать Машу, вскрыл его, как раковину, вырывая с мясом винты. Обнажились телефонные внутренности, в которых Ваха знал только пищалку, а больше ему и не надо. Пластмассовую крышку отбросил: не пригодится. Включил телефон, для пробы набрал «100». Послушал женский голос: «Двадцать один час тридцать минут». Работает, ничего не сломалось. Присоединил к пищалке провода от электродетонатора. Открыл чемодан, подцепил кончиком ножа полиэтилен и надрезал на весу, не касаясь спрятанных под пленкой толовых шашек.

Шашки лежали плотно, похожие на очень большие костяшки домино с одной повторяющейся точкой — гнездом для детонатора. Двухсотграммовые, Вахины любимые. Сунь такую шашечку под рельс, под гусеницу — все перебьет. Кинь ее в амбразуру блок-поста, как гранату — тоже мало не покажется. Ваха положил поверх шашек распотрошенный телефон и вставил детонатор в гнездо.

Вот и все. Осталось позвонить, а новогоднее поздравление говорить не надо — некому будет слушать.

Тросик пришлось отвязать, а то заметят. Обратно Ваха лез прежним путем: по крыше, потом по карнизам. В жилых комнатах музея было темно, все уехали в «Райские кущи» на ужин. Ваха влез в свое окно, втянул тросик, отвязал от батареи, свернул, потому что был аккуратный, и зашвырнул далеко в сугроб.

В тот вечер Ваха молился, как никогда в жизни. Четыре несущие балки, четыре чемодана. Тонны дерева, шлака, мусора и штукатурки. И Маша с голубой жилкой на шее. Молится Ваха, а в глазах торчащая из-под обломков рука, которую он целовал. Часы у нее хорошие, кто-нибудь сорвет. Хозяин дал десять минут на то, чтобы добить раненых и пограбить. Все сокровища «Райских кущ» там будут, сколько снимешь с мертвых — все твое.

Она стучалась, Ваха не открыл. Молился без света.

Когда по стенам заскакали синие всполохи мигалок, он успокоился, потому что время пришло, и уже ничего нельзя было изменить.

Ваха оделся и вышел в коридор. Здесь из окна был виден подъезд и толпа, высыпавшая встречать Президента. Женщины с голыми руками мерзли, мужчины набрасывали им на плечи пиджаки. Прошла охрана, расширяя живой коридор, и за ней — быстрый худой человек.

Ваха проверил телефон в кармане. Выйти, посмотреть с улицы в окна бального зала, там ли Президент. Номер в памяти телефона, остается нажать две кнопки. Он — главнокомандующий, он посылает солдат на войну, а теперь война придет к нему.